Сегодня продолжали работы в наших точках. Результат: найдено шесть человек. Четверо — в воронке, предположительно от пятисоткилограммовой немецкой авиабомбы, и двое — совсем рядом со входом в казармы 333 стрелкового полка, в воронке от снаряда. Захоронение в бомбовой воронке, скорее всего, производилось местными жителями уже после окончания боев за Крепость, так как тела лежат более или менее правильно, уложены на дно воронки и присыпаны известью, сверху засыпаны битым кирпичом. Второе пока не до конца проработано, но, предположительно, в нем захоронены подросток и взрослый.

Очень устали и физически, и морально. Морально даже, наверное, сильнее. Что тяжелого? Хочется установить имена, судьбы. Сильнейшее разочарование, опустошение испытываешь, когда останки извлечены и понимаешь, что нет ничего, никаких вещей, способных пролить свет на судьбы Героев. Еще несколько человек лягут у мемориала «Мужество» под надписью «Неизвестный». Кстати, в Крепости не ставят цифры на мемориальных плитах, а хоть тысячу раз пишут «Неизвестный». Я уже писал в начале своего дневника, что их уже один раз превратили в цифры сводок и донесений. А так у каждого появляется свое место, и те из нас, кто потерял кого-то на этой войне, может выбрать своего солдата и приезжать к нему... Если бы на каждом памятнике в местах боев были бы не цифры, а тысячи раз было бы выбито «Неизвестный солдат», то даже визуально мы и наши дети понимали, чего стоила эта Победа.

Работая в поиске и передавая останки на захоронение, я часто слышал от чиновников, что, мол, у меня тут весь район в памятниках, куда еще ставить, мол, не могу превратить я весь город, район, село, в кладбище, да и дорого это, надо о живых думать. Это так, наверное, это рационально. Но после того, что произошло на Украине, я понял — НЕТ, нужны памятники, нужна память, нет здесь места рациональному и материальному. Именно память о павших — это основа счастья и мира для живых. Ведь, может быть, если бы украинский ребенок день изо дня шел в садик, школу, институт в своем городе, селе, деревне мимо памятнику похороненному солдату, одного, потом другого, третьего, если бы ему правильно объясняли, кто и за что здесь погиб, как объясняли это нам, то никто и никогда бы не переубедил бы его, что есть другие герои — Бандера, Шухевич, «Галичина», УПА... «Нет, — сказал бы он, — это неправда, потому что за освобождение моей Родины погибли солдаты Красной Армии, и они лежат в моем селе, и люди носят им цветы и ухаживают за их могилами, а людскую память не обманешь». Вот так я думаю.

Земля Брестской крепости. Это отдельная тема. Если память о павших — это душа Крепости, то ее земля — ее тело. Как же оно изранено, это тело. Это тело бойца, солдата, который до сих пор не оправился от ран, чье тело в никогда не заживающих шрамах. Я работал в поисковых экспедициях почти на всех местах крупных сражений, видел разную землю, нашпигованную железом так, что там до сих пор ничего не растет. Такую, как на Невском пятачке, изрытую траншеями и воронками, такую, как во Ржеве, видел непроходимую топь в Мясном бору, выдубленную солнцем до каменной твердости в Крыму… Но такая только здесь.

Немцы артиллерией и авиацией смели почти все сооружения Крепости, и все это осколками кирпича и железа на метр покрывает всю территорию. Этот страшный ковер, слежавшийся и утрамбованный годами, превращает земляные работы в штурм кирпично-железного щита с вкраплениями неразорвавшихся снарядов, мин и гранат. Земля в местах боев реально отдает и солдат, и железо, как бы выталкивая его. В Крепости она не может этого сделать, она закована в латы и, чтобы хоть что-то достать, надо пробить метровый панцирь той войны.

Из раскопа мы извлекли снаряд нашей 45-мм противотанковой пушки с донным взрывателем, вредная штука, их даже сняли с вооружения в 42 году, так как они взрывались при погрузке и транспортировке. До приезда саперов понес его в сторону от людей, вот сколько несу, столько и думаю: «Вот дура железная, что в твоей тупой башке, сейчас оборвется какая-нибудь тухлая пружинка — и прощай, дорогой товарищ». Никто не считал, сколько жизней после войны унесло и уносит еще ее железо, а ведь это тоже потери Великой Отечественной. И она действительно — в прямом смысле — еще не закончена. И солдат последний еще не захоронен, и взрывы еще звучат.