Когда Александр Николаевич Орлов рассказывает о своих походах в лес, он называет это - гулять по лесу. Я очень люблю гулять вместе с ним. Гулять с первыми следопытами. В этих прогулках я стараюсь увидеть их глазами те последствия войны, которые от нас уже скрыло время. Иногда эти нарисованные сознанием картины просто интересны, например, когда речь идет об оставленной на поле боя брошенной технике. Чаще эти картины трагичны, потому что в них погибшие люди. А иногда нарисованные сознанием картины просто не умещаются в голове. Сознание отказывается их воспринимать из-за объёмов человеческой трагедии.

1973 год, тридцать лет назад здесь, в долине смерти, отгремели бои. И тридцать лет медленно зарастающая восстанавливающимся лесом долина посещаема лишь немногими безрассудными или неравнодушными людьми. Долина смерти еще собирала свою жатву смертью. Подрывы на минах, снарядах, авиабомбах отвадили от этих мест большинство местных жителей. Старшие же еще помнили, как долгие годы после войны ветер из Долины смерти приносил тяжелый запах тысяч разлагающихся тел, то был запах самой смерти.

Санька и Валерка Орловы ходили в Долину сами. Отец редко брал их с собой. Дела отца в лесу были уже взрослые и серьезные. Уже существовал отряд красных следопытов "Сокол". А младшие Орловы пока "ходили на войну" из пацанского интереса к тайне. Они изучали Долину, учились читать военный лес, их влекло военное железо. Было интересно ощущать себя первыми там, где после боя практически не ступала нога живого человека, а может и не ступала совсем. Целые колонны заржавленных, разбитых машин, взорванные танки, разбитые орудия. Целые горы оставленного имущества и снаряжения целой погибшей армии, винтовки и автоматы, все это лежало чуть припорошенное павшей листвой и хвоей. Природа уже прикрыла своим саваном останки погибших, но иногда то там, то тут из-под листвы белели и желтели солдатские кости.

На эту поляну они вышли неожиданно. Да и не поляна это была, а один из немногих сохранившихся после обстрелов участок леса. После вязкого чавканья низины под ногами зашелестели листья. И между деревьями на одной высоте что-то мешало взгляду. Что-то не природное останавливало взгляд почти на всем пространстве. Двое подростков подошли ближе и остановились. Осознав увиденное, они тихо двинулись меж деревьев и только шелест травы нарушал скорбную тишину.

Между деревьев были приколочены нары. Нары большей частью сгнили и из-за неравномерного роста деревьев осыпались с одной из сторон. А на нарах ссыпавшись вниз, лежали люди. Все что осталось от людей. Белыми горками костей в траве лежали раненные. Белыми шарами черепа. Горка костей, труха шинельного сукна, иссохшие полосы кожаных ремней и сверху сползший с нар череп. Самодельные и штатные лангеты и лубки, местами сдерживали кости. Сопревшие, почти плоские подушки, а на них ржаво-черные пятна высохшей крови. Все пространство вокруг обвалившихся нар было завалено сгнившими тазами, котелками, тут и там из-под травы огнем нержавеющей стали сверкали медицинские инструменты и приборы. Черепа, черепа, черепа и каждый, почти каждый пробит пулей. Прострелянные затылки, виски, лбы, развороченные выстрелами глазницы и снесенные носы и челюсти.

Они так и остались навсегда на этих нарах, где долгие десятилетия ждали своего часа. Братья Орловы пришли сюда первыми. Что могли эти два пацана? Что ощущали и чувствовали, бродя среди открытого кладбища непогребенных людей? Что впитала земля и небо в этом месте? В месте, где страшной смертью, в нечеловеческих муках приняли смерть раненые солдаты? Насколько и чем была напитана атмосфера этого места?

Я неоднократно просил рассказать Александра Николаевича об этом дне. Просил точно вспомнить и поделиться со мной теми эмоциями, которые он тогда, пацан, испытал, увидев страшное свидетельство войны. Много лет прошло с того дня, много и более страшных находок было в жизни младшего Орлова, но людей на сгнивших нарах он помнит до сих пор. Как умерло большинство из этих людей, стало известно позже. При проведении поисковых работ среди тел находили немецкие стреляные гильзы. Раненых добили, они не нужны были оккупантам. Ни о каких конвенциях в отношении наших сограждан "европейцы" не слышали. Это попав в плен Красной армии, все эти немцы, испанцы и остальные тут же начинали твердить о соблюдении конвенции о военнопленных. А тут походя, затвором клац, выстрел, вяло дернулось на нарах изможденное тело, и вот уже дымящаяся гильза с шипением падает на траву.

Страшно! Страшно? Мне страшно от осознания того, что ощущали умирающие здесь люди. Героические люди! Люди, раненные в тяжелейших боях с врагом. Люди, проявившие в этих боях смелость и отвагу, те, кто шел первыми в наступающих цепях или до последнего стоявшие насмерть в арьергардах отступающих подразделений. Что думали они, те, кто был в сознании, когда враг, здоровый, наглый, вооруженный вдруг оказался у их последнего ложа? Каково ощущать себя беззащитным, когда вражеский солдат, глядя в глаза неспешно наводит на тебя ствол своего карабина? Им обессиленным враг не оставил ни единого шанса! Даже в плен сдаться они не могли. Они были не нужны. Они были еще живы, еще дышали, еще любили и ненавидели, но уже были мертвы. Еще недавно сильные, молодые люди, они были вычеркнуты из списка живых тем, что раны забрали их силы.

Много ли их было? Александр Николаевич говорит, что убитые в этом месте лежали с небольшими перерывами на расстоянии в километр и шириной несколько сот метров. Не десятки и сотни человек, километр убитых! Километр человеческих жизней, отданных за Родину.