Сегодня: Пятница 19 Апрель 2024 г.

Русские реки

1 Февраль 2018 г.
Русские реки - любовь и гордость России. Невозможно считать себя русским, если тебя не трогает их величавая красота.

Волга, Днепр, Ангара, Енисей… Это как дороги вечности. Они и тысячелетия назад несли свои воды. Они видели струги первопроходцев и бронекатера матросов последней войны. Как декорации в вечном спектакле под названием Жизнь, менялись очертания их берегов. На берегах вырастали и исчезали леса. И вновь вырастали, уже другие. Так же, как леса, росли на их берегах поселения. Одни росли и превращались в прекрасные прибрежные села и города, другие уходили в небытие, оставляя после себя лишь одинокие курганы. Бесчисленные поколения людей рождались и тоже уходили… А реки всё несут свои воды. Вечные артерии Жизни в теле родной земли и родной страны… В эти артерии, как вены, впадают линии рек потоньше. И сотни неизвестных ручейков и речушек – незаметными капиллярами. С них-то, с этих капилляров, я думаю, и начинается Вечность.

Моя душа принадлежит им - никому не известным ручейкам и речушкам, что рождаются в полутьме и тиши лесов. Они рождаются, как все великое и прекрасное, в муках - в черноте болотной жижи, в бульканье трясины, в туманных низинах и заросших оврагах. Некоторые же, как неограненный алмаз, появляются из прозрачных голубых родников. Те родники бьют прямо из земли - в глухих, известных лишь лесным жителям потаенных местах. Ожева, Кересть, Полисть, Кокша - даже названия этих мест несут в себе вечную неразгаданную тайну русской жизни и ее истории.

Летом эти речки тихо несут свои воды мимо заросших, будто бы диких берегов. Иногда кажется, что и вода в руслах замерла – так она неподвижна и зеркальна. И пейзажи на их берегах тоже замерли: остановились, как на холсте великого художника. А длинные ветви ив, склонившись, будто руки, к воде, подталкивают ее вперед, придают хоть какую-то скорость течению.

В засушливые месяцы речки обнажают свои русла. А весной, с таяньем снегов, их бурные потоки готовы всё снести на своем пути. В этой пенящейся круговерти - стволы поваленных деревьев, сломанные ветви, прошлогодние листья. Стихия, живущая лишь по своим, одной ей известным законам. И нет в ней, кажется, ничего, даже намека от недавнего зимнего сна, в котором была неподвижная ледяная кромка вдоль берега, с вмерзшими рыжими стволиками камыша и засохшей осоки. И ветви ив словно схвачены были каким-то недобрым водяным. И ветви трепетали от подледного течения, будто пытались вырваться из чьих-то удушавших объятий. Впрочем, зимний покой реки особенно неповторим. Только никогда не замерзающее течение посередине русла парит вечной туманной дымкой. Да черная на морозе вода - как росчерк чернил на белом снегу.

Я люблю сидеть в тишине возле таких рек. Они похожи на нас - на людей, вечно живущих на их берегах. Реки эти, как и люди, тоже все разные. У каждой – свой характер, свои особенности. И лишь времена года делают все реки неуловимо похожими друг на друга - как общая беда или радость делают людей Народом. То тихим, лиричным и мечтательным, то холодным, то бурно неудержимым в своем порыве… Сколько русские реки могли бы рассказать о своей вековой жизни!..

Иногда, возвращаясь в лагерь с очередной лесной опушки, где под палящим солнцем, в духоте и комарином или слепневом рое, в старых траншеях мы весь день отвоевывали у неизвестности солдат минувшей войны, я опускаю лицо в холодную чистую воду. Вода кажется живой. А еще кажется, что рядом с твоей блестящей флягой в воду опускается другая - помятая солдатская, зажатая в крепкую, всю в черноте ружейного масла и пороха ладонь. Вот поднимешь глаза и увидишь рядом - по щиколотку в воде, в запыленных солдатских сапогах, в белой от соли гимнастерке, с темными пятнами пота под мышками и на спине, с одинокой медалью «За отвагу»... В темно-зеленой, поцарапанной осколками и землей каске… Прислонив к иве автомат и вещмешок, пригорошней большой мужицкой ладони в крышку котелка черпает воду солдат.

Потом, смыв серую дорожную пыль с лица, он улыбнется тебе, смешно тряхнув блестящей капелькой воды на кончике курносого облупившегося носа. Засмеется одними глазами и уйдет. Туда, к окопам.

А ты будешь долго сидеть и смотреть - в даль речного русла, на вечное течение темной воды. Сидеть и думать. А завтра ты найдешь на дне окопа солдата. Быть может, его и найдешь. И снова будешь сидеть – теперь уже над его телом. И с усталости будешь пить воду - из той же реки, что и он много десятков лет назад. Только над тобой не будут выть мины и снаряды. Лишь ветви прибрежных деревьев будут тихонько шуметь, да гудеть вездесущие комары…

А если утром встать в тишине, сесть у малиново-краснеющего крупными углями костра, посмотреть на такой близкий и такой далекий берег, где дым костра превращается в утренний туман, то хотя б на секунду тоже стоит подумать о вечности. А если не подумать, то хотя бы представить: как там, на том берегу, в тумане, выходят из лесной темноты и сумрака человеческого забвения люди. В шинелях и комбинезонах, в ватниках и несуразных пальто, в пилотках, касках и шлемах. С винтовками и автоматами на плечах. Они несут носилки с укрытыми свисающими до земли шинелями телами товарищей. Белые, ярче белизны тумана, пятна бинтов…

Они бестелесными тенями пройдут мимо, не глядя на тебя, по кромке воды. И ничто не нарушит тишину утра. Не стукнет котелок в солдатском мешке, не брякнет ружейный ремень на цевье винтовки, не хрустнет ветка под сапогом. Лишь бордовые огоньки самокруток в кулаках. И дым, немедленно соединяющийся с туманом.

Тут ты проснешься окончательно и подумаешь: а может, это всё проделки исчезающих в светлеющем небе звезд? И тени – всего лишь туман и дым от костра? Конечно же, так и есть. Но только вот… Они только что прошли мимо тебя, эти люди… У тебя не галлюцинации, нет! Просто ты не имеешь права не видеть этих людей.

С восходом солнца разойдется и туман, а дым от свежих сухих дров в костре веселым столбиком побежит вверх. Запоют, заголосят непуганые здесь птицы. В котелке весело забурлит самый пахучий на свете чай – настоявшийся на речной воде, с дымком. Лагерь наполнится звуками и жизнью. И жизнь снова выплеснется на тихие берега маленькой неизвестной речушки.

А солдаты… Они будут стоять строем среди темноты ветвей. Я знаю: их лики – самые улыбчивые и жизнелюбивые на свете. Лики солдат, подаривших эту самую жизнь.

Я люблю маленькие русские реки. В них вечность - боль и память огромной страны, России. В них - тайная, неброская красота и тишина, которую нужно услышать. Нам подаренная тишина…

Сергей Мачинский


Русские реки

1 Февраль 2018 г.
Русские реки - любовь и гордость России. Невозможно считать себя русским, если тебя не трогает их величавая красота.

Волга, Днепр, Ангара, Енисей… Это как дороги вечности. Они и тысячелетия назад несли свои воды. Они видели струги первопроходцев и бронекатера матросов последней войны. Как декорации в вечном спектакле под названием Жизнь, менялись очертания их берегов. На берегах вырастали и исчезали леса. И вновь вырастали, уже другие. Так же, как леса, росли на их берегах поселения. Одни росли и превращались в прекрасные прибрежные села и города, другие уходили в небытие, оставляя после себя лишь одинокие курганы. Бесчисленные поколения людей рождались и тоже уходили… А реки всё несут свои воды. Вечные артерии Жизни в теле родной земли и родной страны… В эти артерии, как вены, впадают линии рек потоньше. И сотни неизвестных ручейков и речушек – незаметными капиллярами. С них-то, с этих капилляров, я думаю, и начинается Вечность.

Моя душа принадлежит им - никому не известным ручейкам и речушкам, что рождаются в полутьме и тиши лесов. Они рождаются, как все великое и прекрасное, в муках - в черноте болотной жижи, в бульканье трясины, в туманных низинах и заросших оврагах. Некоторые же, как неограненный алмаз, появляются из прозрачных голубых родников. Те родники бьют прямо из земли - в глухих, известных лишь лесным жителям потаенных местах. Ожева, Кересть, Полисть, Кокша - даже названия этих мест несут в себе вечную неразгаданную тайну русской жизни и ее истории.

Летом эти речки тихо несут свои воды мимо заросших, будто бы диких берегов. Иногда кажется, что и вода в руслах замерла – так она неподвижна и зеркальна. И пейзажи на их берегах тоже замерли: остановились, как на холсте великого художника. А длинные ветви ив, склонившись, будто руки, к воде, подталкивают ее вперед, придают хоть какую-то скорость течению.

В засушливые месяцы речки обнажают свои русла. А весной, с таяньем снегов, их бурные потоки готовы всё снести на своем пути. В этой пенящейся круговерти - стволы поваленных деревьев, сломанные ветви, прошлогодние листья. Стихия, живущая лишь по своим, одной ей известным законам. И нет в ней, кажется, ничего, даже намека от недавнего зимнего сна, в котором была неподвижная ледяная кромка вдоль берега, с вмерзшими рыжими стволиками камыша и засохшей осоки. И ветви ив словно схвачены были каким-то недобрым водяным. И ветви трепетали от подледного течения, будто пытались вырваться из чьих-то удушавших объятий. Впрочем, зимний покой реки особенно неповторим. Только никогда не замерзающее течение посередине русла парит вечной туманной дымкой. Да черная на морозе вода - как росчерк чернил на белом снегу.

Я люблю сидеть в тишине возле таких рек. Они похожи на нас - на людей, вечно живущих на их берегах. Реки эти, как и люди, тоже все разные. У каждой – свой характер, свои особенности. И лишь времена года делают все реки неуловимо похожими друг на друга - как общая беда или радость делают людей Народом. То тихим, лиричным и мечтательным, то холодным, то бурно неудержимым в своем порыве… Сколько русские реки могли бы рассказать о своей вековой жизни!..

Иногда, возвращаясь в лагерь с очередной лесной опушки, где под палящим солнцем, в духоте и комарином или слепневом рое, в старых траншеях мы весь день отвоевывали у неизвестности солдат минувшей войны, я опускаю лицо в холодную чистую воду. Вода кажется живой. А еще кажется, что рядом с твоей блестящей флягой в воду опускается другая - помятая солдатская, зажатая в крепкую, всю в черноте ружейного масла и пороха ладонь. Вот поднимешь глаза и увидишь рядом - по щиколотку в воде, в запыленных солдатских сапогах, в белой от соли гимнастерке, с темными пятнами пота под мышками и на спине, с одинокой медалью «За отвагу»... В темно-зеленой, поцарапанной осколками и землей каске… Прислонив к иве автомат и вещмешок, пригорошней большой мужицкой ладони в крышку котелка черпает воду солдат.

Потом, смыв серую дорожную пыль с лица, он улыбнется тебе, смешно тряхнув блестящей капелькой воды на кончике курносого облупившегося носа. Засмеется одними глазами и уйдет. Туда, к окопам.

А ты будешь долго сидеть и смотреть - в даль речного русла, на вечное течение темной воды. Сидеть и думать. А завтра ты найдешь на дне окопа солдата. Быть может, его и найдешь. И снова будешь сидеть – теперь уже над его телом. И с усталости будешь пить воду - из той же реки, что и он много десятков лет назад. Только над тобой не будут выть мины и снаряды. Лишь ветви прибрежных деревьев будут тихонько шуметь, да гудеть вездесущие комары…

А если утром встать в тишине, сесть у малиново-краснеющего крупными углями костра, посмотреть на такой близкий и такой далекий берег, где дым костра превращается в утренний туман, то хотя б на секунду тоже стоит подумать о вечности. А если не подумать, то хотя бы представить: как там, на том берегу, в тумане, выходят из лесной темноты и сумрака человеческого забвения люди. В шинелях и комбинезонах, в ватниках и несуразных пальто, в пилотках, касках и шлемах. С винтовками и автоматами на плечах. Они несут носилки с укрытыми свисающими до земли шинелями телами товарищей. Белые, ярче белизны тумана, пятна бинтов…

Они бестелесными тенями пройдут мимо, не глядя на тебя, по кромке воды. И ничто не нарушит тишину утра. Не стукнет котелок в солдатском мешке, не брякнет ружейный ремень на цевье винтовки, не хрустнет ветка под сапогом. Лишь бордовые огоньки самокруток в кулаках. И дым, немедленно соединяющийся с туманом.

Тут ты проснешься окончательно и подумаешь: а может, это всё проделки исчезающих в светлеющем небе звезд? И тени – всего лишь туман и дым от костра? Конечно же, так и есть. Но только вот… Они только что прошли мимо тебя, эти люди… У тебя не галлюцинации, нет! Просто ты не имеешь права не видеть этих людей.

С восходом солнца разойдется и туман, а дым от свежих сухих дров в костре веселым столбиком побежит вверх. Запоют, заголосят непуганые здесь птицы. В котелке весело забурлит самый пахучий на свете чай – настоявшийся на речной воде, с дымком. Лагерь наполнится звуками и жизнью. И жизнь снова выплеснется на тихие берега маленькой неизвестной речушки.

А солдаты… Они будут стоять строем среди темноты ветвей. Я знаю: их лики – самые улыбчивые и жизнелюбивые на свете. Лики солдат, подаривших эту самую жизнь.

Я люблю маленькие русские реки. В них вечность - боль и память огромной страны, России. В них - тайная, неброская красота и тишина, которую нужно услышать. Нам подаренная тишина…

Сергей Мачинский