Где можно услышать тишину? В лесу? В поле? Я ее слышу на болотах. В лесу изредка хрустнет упавшая ветка, вскрикнет потревоженная этим хрустом птица. В поле шумит ветер. А на болоте жизнь замерла. Замерла много лет назад. И оно живое. Снег крупными снежинками падает на мховую подушку. И иногда кажется слышно, как с хрустом ломаются четкие грани созданных природой идеальных кристаллов. Антрацитовая темнота черных водяных окон парит, придавая этим колодцам какую-то мистическую силу. Дорога в бездну. Или дорога в другое время. В то время, когда здесь, в туманной дымке, шли стрелковые цепи. А потом, разорвав тишину утробным воем, с визгом рвали болотную вечность снаряды и мины. Черными фонтанами на белом снегу вставали кусты разрывов. С мрачным хлюпаньем плюхались неразорвавшиеся фугасы. Они и сейчас там, глубоко на дне. Как затаившаяся в тишине смерть.

Здесь ее ощущаешь почти физически. Крики тонущих, падающих под фонтанами грязи людей. Огненными линиями впивающиеся в тела стрелы трассеров. И опять тишина на десятки лет. В черных парящих болотных окнах люди. Там внизу упавшие тогда, а сверху заляпанные этой грязью, но чистые душой живые. В их красных от холода, скрюченных пальцах, как из тогдашнего времени, из черноты колодца вечности, каска. В серо-зеленой краске, с пятиконечной звездой навылет пробитой осколком. Винтовка с примкнутым штыком. Ремень застегнут, с патронными подсумками. Горящие золотом латуни, как вчера собранные в обоймы патроны, карандаши гранатных запалов. Большие куски посеченной осколками солдатской шинели. Черные ленты обмоток, парящими змеями выползают из темноты. Ботинки с кожаными зашнурованными 75 лет назад шнурками. И тело, прах, превращенный болотной кислотой в чуть улавливаемые замерзшими пальцами крупинки костных пор и ничего…. Был человек, вот он бежал, кричал, умирал, верил, любил и только черное парящее окно в болоте и вещи как будто перенявшие его тепло и его душу. Маленькая пуговка со звездой и почти целый нагрудный карман. Дуя на окоченевшие пальцы, ты осознаешь, что там, в черной воде, когда-то билось и остановилось человеческое сердце. Остановилось и стало этой водой, этой землей. Бережно, чтобы не оторвать, открываешь карман, а в голове каждую секунду гулкими ударами отсчитывают удары человеческого сердца, и ты уже не понимаешь твоего или это в тебе, в твоем мозгу бьется его сердце. Раскисшая в слизь бумага и вспышкой огня или крови красные корочки с полустертой, истлевшей надписью: «Всесоюзная коммунистическая партия» (б), а среди превратившихся в тлен листов маленький медный православный крестик на шелковом белом шнурке.

Тишина на болоте. Только шорох падающего и растворяющегося в черных зеркалах воронок снега. Пар из раскрытых ртов живых и молчание мертвых. Кто-то из великих сказал: «На войне нет атеистов». Он прав. Часто мои товарищи находят у павших солдат Рабоче-Крестьянской Красной и позже Советской армии символы православной веры: крестики, ладанки, иконки. Как совмещали они, коммунисты и комсомольцы, идеи марксизма, ленинизма, которым верили свято и преданно, и веру в Бога, которую эти самые учения отрицали, как мракобесие? Я не знаю. Я могу лишь предположить. Вера в Бога обещает нам рай после смерти. А они, эти солдаты, хотели и строили этот рай на земле. Ведь недаром в западных областях Белоруссии старые люди приход Красной Армии называли приходом Христова воинства.

Не верите? Спросите стариков. Прочтите Бориса Васильева «В списках не значился». Почему? Да потому что в этих молодых советских солдатах они видели освободителей от польского панства, от немецкой барщины и концлагерей, от несправедливости и лжи. А я не вижу в этом ничего странного и противоестественного. Ведь коммунизм и его догмы – это перефразированные десять библейских заповедей.

Что получилось? Может здесь дело в исполнении? Человек слаб и исполнение этих заповедей было доверено людям с их слабостями, грехами и пороками. А солдат на войне за секунду, за минуту до смерти знает и чувствует, к кому обратиться за помощью и поддержкой. Вот и вставали в атаку «За Родину!», а сохранить от пули просили Господа, Христа, Аллаха, Будду или еще кого. Я думаю, их общим солдатским Богом тогда и во все времена были справедливость, честность и самопожертвование «за други своя» и за нас с Вами, за свободу нашу. Разве не носили они с гордостью орден святого «Александра Невского»? Ордена «Кутузова» и «Суворова»? А Красный флаг, ставший одним из главных символов страны, ведь в нем кровь солдат дружин Дмитрия Донского, Александра Невского, Минина и Пожарского, Суворова, Ушакова и Кутузова. Красное знамя – это не только символ Победы, это для меня теперь и символ справедливости, которая всегда торжествует.

Парит черной бездной болото и текут непрошенные слезы по красным от стужи лицам, а на белом снегу алой кровью партбилет и медь православного крестика. Еще один неизвестный воин Рабоче-Крестьянской Красной армии, армии света и справедливости!