Вяземские леса: бурелом, болота, урочища погибших в войну деревень. Оставшись здесь один, ты запросто можешь представить, что находишься где-то в дикой Сибирской тайге, за сотни километров от цивилизации и людей. Но рядом Москва, рядом автомобильные дороги и живые пока села, рядом кипучая бешенная современная жизнь, а здесь тихо. Тихо и как-то торжественно грустно в этой тишине тем, кто пришел сюда с конкретной целью, с целью вернуть из небытия подвиг и память.

Вот они, следы людей, эти следы здесь – следы войны. Вернувшись из полета мысли, в тишине и прелести природы всюду замечаешь эти следы. Обрывки колючей проволоки, ржавые, пробитые осколками и пулями каски, вросшие в вековые сосны стволы винтовок, причудливо изогнутые, исковерканные взрывами и дожившие до наших дней березы. Как много они бы рассказали, если бы мы могли их слышать? А может и можем, но не хотим? В их корнях до сих пор лежат кости тех, кто, прикрываясь их, тогда еще тонкими стволами, досылал обмороженными, негнущимися, черными от гангрены пальцами последний патрон в обледеневший ствол винтовки, отправляя смерть врагу.

Изучая материалы по Вяземской десантной операции, я думал какой силой и волей к победе нужно обладать, чтобы, находясь в тылу врага, без прикрытых товарищами флангов, без снабжения и связи, в масштабах развернувшегося на тысячи километров фронта, с его миллионными человеческими ресурсами обеих сторон, всего лишь двумя тысячами солдат и командиров заставить лощеного немецкого генерала, ни много ни мало, Начальника Генерального штаба Сухопутных войск Германии впасть в панику, даже находясь за тысячи километров от этих болот и лесов, в теплом Берлинском кабинете. Он написал в своем дневнике: «Противник продолжает высаживать воздушные десанты (западнее Вязьмы). Шоссе и железная дорога все еще не очищены от противника. Положение войск 4-й армии очень серьезное! Отмечаются трудности со снабжением».

Армии, Вы слышите, целой армии! Армии, торжественным маршем прошагавшей Польшу и Францию, поставившей на колени Варшаву и Париж. Здесь, в этих промерзших, покрытых полутораметровым слоем снега лесах и перелесках, две тысячи советских десантников своими обмороженными кулаками выбили зубы «победителям». Как это почувствовать? Как понять? Как осознать глубину этого подвига?

Просто сесть в машину и оказаться в этом зимнем, молчаливом и прекрасном лесу. Вместо водки и шашлыка взять три красных гвоздики, положить их у расколотой снарядом березы, присесть и представить. Представить в своих руках заиндевевший ствол винтовки с последним патроном, промерзшие мокрые от болотной жижи валенки на вздувшихся от обморожения, ничего не чувствующих, ногах. Почувствовать хриплое, в изодранном кашлем горле, дыхание, потрескавшиеся, черные, сухие губы, шелест голых ветвей березы над головой, синее тихое небо, а в нем быстро плывущие, причудливые облака. И как нож в сердце, душу и мозг, до боли лающие команды на чужом языке. Увидеть тени перебегающих от дерева к дереву солдат в чужих шинелях, на секунду увидеть хрустнувшую под тяжелым, кованым, ЧУЖИМ сапогом молодую белую березку, выстрел и тишина! На года, десятилетия, а может быть, навсегда темнота…

Но алыми каплями крови на белом снегу у покалеченной, но выжившей березы лежат гвоздики! Значит там не темнота, значит не зря, значит помнят. Не зря гигантскими одуванчиками висели на деревьях парашюты с телами советских десантников, не зря черные пальцы досылали в винтовочный ствол последний патрон! Значит все было не зря, и не просто так нервничал и трясущимися руками наливал себе коньяк в Берлинском кабинете немецкий генерал Гальдер.

Если кто-то может это понять и представить, значит живы люди, жива и будет жить страна. Будет, пока хоть иногда появляются красные гвоздики на снегу здесь, у покалеченной войной березы и еще в тысячах мест по всей необъятной России.