11 мая, тишина в лагере поисковиков, робкое в этом году весеннее солнце, как бы стесняясь, выглядывает из-за туч. Темные тихие воды лесной речушки, мне кажется специально, чтобы сохранить, обтекают воронки от снарядов и несут на своих волнах редкие солнечные блики. Зелени почти нет, плакучие прибрежные ивы только-только, робко, как будто пугаясь темной, еще очень холодной воды, трогают ее зелеными листочками, словно детскими ладошками. Тишина… шелест сухой, золотой от солнечного света, выбивающегося из свинцово-черных туч, прошлогодней травы. Я был здесь несколько дней назад. Дым костров, ливень, не успевающая просохнуть грязная одежда у костров, палатки, тенты, навесы из старых баннеров, люди.

Много людей из Питера, Москвы, Тамбова, Челябинска, Чувашии, Башкирии и других городов, вся Россия здесь перед Днем Победы открыла свой фронт и продолжала свою битву за свою, за нашу Память. День и ночь, в снегу и под дождем, рыла, искала, бродила здесь по болотам и перелескам. Сверху вода, снизу вода, иногда уже не понимая где ее больше, синими руками черпала из глины и жижи свою память, своих солдат. Трясущимися от холода и счастья детскими руками передавала, от восторга забыв про холод и слякоть, взрослым найденную в сгнившем кармане капсулу медальона с солдатской судьбой внутри. Здесь, это другая Россия, наивными, восторженными, голубыми девчачьими глазами из-за плеча взрослого мужика в грязной камуфлированной куртке, вечером под шум генератора, разворачивающего капсулу судьбы. С надеждой, восторгом и трепетом смотрела на краешек показавшейся, склизкой от воды и времени бумажки. И здесь же, в тишине, ночью одна у темной реки навзрыд плакала от того, что не смогли прочитать записку… А потом, охрипшим от слез и подступившей простуды, под расстроенную от вездесущей сырости гитару, еще подростковым неокрепшим голосом пела о войне, о судьбах, о жизни, и голос этот становился крепче и тяжелей, как набат. Его пока не слышат, но я надеюсь, что здесь в муках и чужой боли рождается новая страна, новая Россия, как девчонка-подросток с русыми волосами и чувствующими, живыми и все понимающими глазами.

Сейчас здесь тихо, только вырыты заново в полный профиль старые солдатские окопы, разложены на брустверах их ржавые гранаты и каски, не увезенные в музеи искореженные винтовки, котелки и каски. В золотой траве, золотом песчаных брустверов они блестят как золотые дороги. Тишина… Кажется ушли на секунду солдаты, оставили свой нехитрый скарб и ушли. К реке обмыться после солдатского труда и попить студеной, черной торфяной воды и вот-вот вернутся в тишине. Соберут свои пожитки и… Сядут опять в окопы? Или уйдут вдаль по своим выплакавшим уже семьдесят лет назад глаза домам? Или тем, кто сейчас заново выкопал эти окопы, пацанам и девчонкам России, опять придется в них сесть с автоматами в руках? Мы, взрослые, это должны решить, решить сейчас, не через день, год или потом, а именно сейчас! Что мы хотим им сказать? Чему хотим научить? Вспоминать о них, о Павших и еще пока живых солдатах за неделю до 9 мая и два дня после? Вспоминать о девчонках и мальчишках, неделями черпающих синими, трясущимися от холода руками НАШУ с Вами память из российских болот, когда нам прикажут и для отчета? Или мы сами, взрослые, наконец вспомним, что жизнь одна, что нет в гробу карманов, что смерть придет за каждым из нас, что мы здесь, на этом свете гости, что может там, на границе черной земли и голубого неба, куда темной дорогой утекает безымянная лесная река, имя которой, может быть - "Время", с нас спросят. Что может наш Ад - это после смерти сидеть на облаке и смотреть, как наши с Вами дети и внуки будут рвать бульдозерами и взрывчаткой могилы наших отцов и дедов, потому что мы с Вами их не научили помнить, сострадать, любить свою землю. А мы в этот момент, может, будем биться в беззвучном крике и пытаться бесплотными руками остановить их, не видящих и не чувствующих нас и нашей боли. А может сейчас мы не чувствуем их? Может и они кричат нам, а мы не слышим? Может потом мы будем оборачиваться со своего облака к ним, Выше, и умолять остановить наших детей, а они просто презрительно отвернутся от нас, уйдут в свою вечность, в свой рай, который они заслужили своими жертвами и своей болью, тогда, на той войне. И сейчас здесь, на Земле, своими муками после смерти, которые доставляем мы им, не слыша и не чувствуя их боли и их мольбы о Памяти… Мысли… Может это и не так, может все у всех будет, как тут, хорошо, с машинами, домами и ваннами с шампанским, а может и нет! Может будут проклятия потомков, заново сидящих в окопах своих прадедов и ВЕЧНОЕ презрение преданных и проданных предков… Жизнь одна. Стоит ли проверять?