Осеннее небо. Ветер, будто вырвавшись на свободу, играет серыми облаками, то разрывая их в клочья, то сгоняя в осязаемо ватные кучи. Внизу, на земле, ветер хулиганисто гнет к земле кроны деревьев, обрывает последние пожелтевшие листья, раздевая березы с осинами и оставляя их некрасиво голыми ожидать холодов.

Маленькое деревенское кладбище. Две могилы под наспех тесанными местными мужиками крестами. У могилы худой высокий молодой парень, от худобы кажущийся еще моложе. Почти мальчик. Его не по возрасту крупные мужские руки держат за плечи двух девчонок-погодков, закутанных в старые материны шали. Еще трое разновозрастных пигалиц стоят с другой стороны могил. Лица, с провалившимися от недоедания глазами, совсем не по-детски смотрят на чуть осевшую землю.

«Пора!» - тихо окрикнул семью возница со стоящей у дороги телеги с нехитрыми пожитками, узелками и сундучками. Скорбная вереница потянулась за скрипящей телегой к станции. А мать и отец остались под деревянными крестами, на окраине родной деревни.

Эшелоны разрухи - поезда с переселенцами, бегущими в первые годы советской власти от голода, болезней и страха. Эти эшелоны не имели расписаний. Люди ехали в них, жили, рождались и умирали, иногда даже не зная окончательного пункта назначения. Одна мысль грела людей, сорвавшихся с насиженных мест: хуже уже не будет. Возвращаться-то всё равно некуда.

Как он, пацан двадцати лет отроду, спас, сберег пятерых девчонок в бесконечном пути из маленькой деревеньки в Тульской области до далекого даже сейчас Алтая? Нам, современным людям, не понять и не осознать. Многим теперешним двадцатилетним сложно научиться отвечать за себя и свои поступки. Без горячей воды из крана, электричества, газа, компьютеров, телефонов мы уже не мыслим своей жизни. А у него были пять жизней - пять пар голодных, со взрослым пониманием и тоской глаз...

И он сберег их, довез. А по дороге, в галдящем, шумном, пропахшем по́том и нечистотами «скотном» вагоне, он смог разглядеть еще одну пару голубущих глаз. Глаз, которые затмили все страдания. Которые окунули в бездонные озера первого и последнего, навсегда, на всю жизнь, как умели только тогда, чувства – Любви.

Чужая земля, тайга, банды недобитых кровососов, пьющих людскую кровь, льющую ее реками – своих земляков и «пришлых». Первая коммуна, куда все несли всё, что осталось - от ржавого плуга до последнего гвоздя. Здесь, в коммуне, все - и взрослые, и дети, - от зари до зари вместе пахали землю. Родную или ставшую родной. А по вечерам строили друг другу дома, всем миром. Потому что понимали: в одиночку не выжить. Да и не могут русские люди жить лишь каждый сам за себя и по одному. Тогда, во всяком случае, не могли.

Ему дом построили последнему. Потому что он на тот момент был председателем коммуны! Двадцатилетнему парню бывалые мужики, прошедшие Первую мировую и Гражданскую, доверили свои жизни и жизни своих семей. Потому что не побоялся он ни бандитских обрезов, ни работы. Потому что там, у далекой теперь родительской могилы, поклялся он сберечь своих сестер и сделать их счастливыми. А счастье тогда тоже было одно для всех. И все вместе за него боролись.

И он боролся. В поле, на стройке, в конторе бился за счастье для своего народа. А рядом всегда были тихие и такие любящие, глубокие голубые глаза.

Коммуна выжила, превратилась в колхоз. И лес рук в прокуренном сельском клубе был ему оценкой, когда выбирали председателя колхоза.

Сестры выросли, выучились, все вышли замуж. Целая улица в деревне называлась Председательская, и в его доме уже давно жил детский смех. Колхоз рос, росли дети, племянники. Росли заботы. Но он уже мог всё! Ведь ему доверили люди. И каждый раз на перевыборах, по количеству поднятых за него рук, он мог дать оценку своей работе и своей жизни.

Войну ждали. Но пришла она, как обычно приходит - неожиданно, жарким летним днем. Рожь на полях только встала в рост. Он знал, что урожай будут собирать без него. Передав печать и документы сменщику, дав напутствие землякам, он всю ночь купался в голубых озерах глаз, тихо гладя такие родные и такие любимые, пахнущие домом волосы. «Скоро, вернусь!» - это были последние его слова, которые он, стесняясь при всех поцеловать, прошептал ей на ухо.

Его провожали всем селом. Старики сетовали на германца, предрекая долгую войну. А молодежь, полная задора, рвалась бить врага, обещая скорую Победу.

Он обманул. Возможно, первый и единственный раз в жизни. Он остался на далеком, поросшем мхом склоне высоты с трудным финским или карельским названием. Он, человек, которому Родина доверяла сотни людей, шел в строю простым солдатом! Как жил и работал - честно, так и воевал!

Кто из нас сейчас может представить главу района или руководителя крупной фирмы в пехотном строю с винтовкой и примкнутым штыком в руках, в рост шагающего на ощерившуюся огнем высоту? Да вряд ли такое возможно… А он шел. Потому что перед ним были шесть пар глаз и сожженные дома пройденных им деревень. Обугленные кости сожженных заживо, посиневшие, с вывалившимися языками, страшные лица молодых парней и девчонок, повешенных «освободителями». Это тоже были его родственники, его земляки, его дети. Потому что вся эта страна была его!

Он упал на камни, встав под разрыв. Сделав лишь один шаг вправо, закрыл собой худенького девятнадцатилетнего парня из Ленинграда. Потому что секундой раньше понял зрелой своей мужицкой душой, куда упадет взвывшая на излете немецкая мина. Я не знаю, дошел ли до Берлина тот спасенный парень, но уверен почему-то: дошёл! Он был там!...

… Где-то далеко голубые озера глаз покрылись льдом, прочитав в извещении: «Пропал без вести». А его сестры утешали: «Он не может пропасть. Такие не пропадают». Утешали, как утешали тогда миллионы других по всей стране. Утешали и думали про себя: «А как же мой?». Или завидовали этой неизвестности, которая, в сравнении с обрывающим всё «пал смертью храбрых!», оставляла надежду.

Он не пришел. Не вернулся ни с победными кумачовыми эшелонами, ни позже, с вереницей серых, с почерневшими от боли глазами бывших военнопленных. А потом кто-то злой и черствый, просидевший всю войну за печкой в эвакуации, бросил ей в лицо: «Что ты всё ходишь!? Раз нет данных, значит, в плен сдался, а потом за границу сбежал!». Давно не голубые, ставшие от тоски и слез бесцветными глаза наполнились чернотой, и она рванула: «Врешь! Врешь, тварь. Он - Герой!». И ночью, обращаясь к нему через Бога, просила: хоть не воскреснуть, а передать весточку о себе, чтобы сберечь честное имя.

Она положила на это свою жизнь и тихо ушла - совсем молодой, потому что не смогла жить без него. Потому что должна была еще раз взглянуть в его серые стальные глаза - такие любимые и добрые для нее глаза. Те, которые она выхватила в полутьме эшелона и которым навсегда доверила себя.

Сестры его вернулись домой, в Тульскую область. Война и послевоенная стройка раскидали по стране семьи. Страна строилась, жила, крепла. А потом ее предали.

А он лежал на своем рубеже и уже не мог ничего поделать. Только смотрел в небо пустыми глазницами и ждал.

Его нашли. Наши в июле 2017 года поисковики отряда «Феникс» КРОФ «Эстафета поколений» из Петрозаводска при обследовании района горы Ганкашваара Лоухского района республики Карелия. И он вернулся на то далекое деревенское кладбище у родной деревни Озеренцы - к своим отцу, матери и сестрам. Он сдержал свое слово - перед страной, перед отцом и матерью… и перед Ней!

Он - красноармеец Ушаков Михаил Петрович, 1904 года рождения, уроженец города Венев-Озеренцы Тульской области, Русский Солдат!