Часто человеческую жизнь сравнивают с купе пассажирского поезда. Люди приходят в нашу жизнь, как в купе, в котором мы мчимся куда-то вдаль, садятся, мы говорим, едем. С кем-то дольше, кто-то выходит из нашей жизни раньше, кто-то оставляет в нашей памяти глубокий след, кто-то через пару жизненных остановок стирается из нее.
В купе жизни любого поисковика приходят, кроме живых, еще и павшие, умершие много лет назад люди. Наше с ними знакомство начинается там, в лесу, у ям, воронок и траншей. Мы последние живые люди, кто видит их. Видит, как они шли, бежали, падали, обняв руками рану в развороченном животе, как падали навзничь от пули в голову, выронив автомат или винтовку, как делали последний шаг навстречу снарядному разрыву и разлетались по дну вывороченной этим снарядом воронки. Потом мы знакомимся с ними из истлевших записок медальонов, исковерканных наград, котелков с нацарапанной фамилией. Знакомство продолжается дальше в старых, давно всеми забытых учетных документах, личных делах. Мы узнаем об их жизни и подвигах из редких наградных листов и боевых характеристик. И мы думаем, мы представляем их живыми. И мы живем с ними, пока не передадим эту память дальше их наследникам и их родственникам. Они остаются в нашей памяти навсегда, но мы за них спокойны, спокойны тогда, когда знаем, что их ждали…
Так в моей жизни появились красноармеец Николай Абрамов, вернувшийся к себе домой, похороненный на тихом кладбище в Костромской области. Его встречали на той же сельской площади, с которой 76 лет назад он ушел. И я видел, как он пишет свое последнее письмо ночью на баранке старой полуторки. Видел, как после авианалета, в котором сгорела его машина, встал с винтовкой в пехотный строй и как остался в стрелковой ячейке сраженный наповал, прикрывая отход своих товарищей. И я видел, как он вернулся, как его встретила его семья, как он остался там, дома.
Я видел, как тихо осел в своем окопе, прижавшись к стене, испуганно глядя на черную кровь, сочащуюся между грязных прижатых к животу рук, молодой парень Толя Селянин. Теперь он дома, он вернулся из теплой, солнечной Украины, домой - в родной суровый Архангельск, где его ждали.
В мое купе зашел, улыбнулся одними глазами серьезный навеки 35-летний мужик с орденом «Красной Звезды» и медалью «За отвагу», командир взвода, дошедший до Прибалтики и там оставшийся на долгие годы. Сериков Антон Алексеевич. Покурил, задумчиво глядя в окно моей пролетающей жизни, и вышел в родной Челябинской области.
Так ли все было в их жизни и смерти, я, мы, конечно, не знаем, просто мы хотим это видеть, и мы это видим. Мы передаем их туда, где они должны жить вечно: в их семьи, в их дома, на их малую Родину. Мы очень надеемся, что их там сберегут, сохранят память о них. А мы с товарищами, сидя у костра, будем вспоминать их судьбы, говорить об их подвигах и их трагедии. Но навсегда в нашей жизни останутся другие, те, чьи имена стерла война и время, те, чьи страшные от безвестия судьбы доверены нам. Их имена знает Господь, а земная Память теперь в наших руках. Именно их пустые медальоны лежат на полках наших шкафов и маленьких школьных или отрядных музеев, именно о них мы часто вспоминаем в тишине у поисковых костров, молча думая: "а все ли я для него сделал, все ли проверил, все ли откопал". Именно о них мы будем стараться чаще вспоминать и рассказывать своим товарищам.
Это они, 12 неизвестных из Мясного Бора, о которых пишет мой товарищ Саша Савельев, это они, сброшенные в затхлые воронки, без оружия, снаряжения и вещей будут тревожить наши мысли у костров и рождать долгие разговоры и предположения, что же здесь было. Это их судьбы заставляют нас садиться и думать, писать, делать хоть что-то, чтобы и их запомнили, они остаются в купе нашей жизни навсегда и в ней все меньше становится места для многих живых. Шумных, не всегда честных, лицемерных, подлых, и мы стараемся пускать в свою жизнь только своих, тех у поискового костра, проверенных и молчаливых, тех, в чьей жизни то же купе с душами Павших, потому что нам нужно оставить в душе больше места для тех, кого нам доверят Господь, тех, у кого, кроме нас, может быть, на земле никого нет, даже чтобы просто за него помолиться!
