Сегодня: Вторник 7 Май 2024 г.

Журавлиный клин

16 Июнь 2020 г.
Станция «Апраксин» в Ленинградской области. Именно сюда прибывает электричка в известной песне о Георгиевской ленточке певца Игоря Растеряева. Здесь, всего в нескольких десятках километрах от Санкт-Петербурга, до сих пор идет война. Война за память. Именно сюда каждый год съезжаются поисковики из всех регионов нашей страны, из братских республик, с которыми раньше мы были одной Великой страной. Собираются, чтобы опять почувствовать то единение, которое испытывали те, кто три года здесь сдерживал рвущиеся в Ленинград орды "просветленных" европейцев, несущих огнем и мечом нам, сирым, свою культуру и смерть, концлагеря, голод и тотальное уничтожение по плану "Ост". Именно здесь, в тех черных воронках, о которых поет Растеряев, и лежат отцы, деды и прадеды, которым навсегда по 20 лет...

Озеро Барское, урочище Вороново, Погостье: здесь все до сих пор дышит войной. Почти все, кто первый раз приехал сюда, не верят, что рядом с культурной столицей могут быть места, где до сих пор можно проехать только на гусеничном тягаче, где в грязи вязнут армейские Уралы и КАМАЗы, где ржавый снаряд под сосной – такая же частая вещь, как грибы, где траншеями изрыто все более или менее сухое пространство, а в этих траншеях, как в длинных бесконечных могилах, лежат кости защитников Ленинграда.

Небольшая речушка Назия несет свои темные воды, тихим плеском напоминая о своем существовании, и по берегам, как фантастические грибы, пробитые солдатские каски, сотни, тысячи касок. Когда смотришь в закатном небе на эти каски, кажется, что сейчас в тишине встанут их хозяева и строем уйдут в алый шар закатного солнца, унося с собой боль поражений и торжество Победы.

Недалеко от озера Барское, у подножия очередной номерной высоты, в черной торфяной болотине, воронка. Эту воронку, как пулевое отверстие в теле Земли, оставил после гибели упавший здесь в годы войны Советский самолет Ил-2. И саднит эта рана уже 70 лет, и болит она в земле и в душах ребят из поискового объединения «Северо-Запад», которые с 1997 года пытаются вырвать из этой раны имя, историю и тело пилота, управлявшего этой машиной. В течение 19-ти лет сначала подручными средствами, потом малой механизацией в виде самодельных талей и блоков руководитель «Северо-Запада» Илья Дюринский и его товарищи бьются здесь за Память. Вопреки болоту, погоде, насмешкам и ухмылкам, и даже здравому смыслу пытаются отобрать у болота имя и судьбу героя. 19 лет! Да они выросли на этой воронке, из зеленых подростков с романтическими горящими глазами превратились в серьезных мужиков, которые четко понимают, чего хотят, для чего им это, а главное – знают, что не сдадутся, не уйдут, не бросят его, навсегда оставив безвестным. Несколько недель, как нарыв раздирая болотную подушку лебедками старых УАЗов и ГАЗиков, обрывая карданы и сжигая сцепление, выдирая из болота куски обшивки и детали бронекапсулы. Несмотря на дожди и отсутствие каких-либо комфортных условий.

"Война не закончена, пока не похоронен последний солдат..." - знаменитая фраза, которую таскают из угла в угол, зачастую не вникая и не понимая смысл этого высказывания, не вникая и не чувствуя всей боли, которую видим и чувствуем мы, понимая, чего стоила победа. Война идет и сейчас, именно здесь, в лесах и болотах, война за каждое имя, за каждую загубленную душу, война с болотом, болотом черствости, трусости, непонимания и тотального безразличия, не всех, но многих. И в этой войне война с природным болотом не самое страшное.

Каждый день с болота, как сводки с фронта: оборвали лебедку - ремонтируем, сдохла помпа - качаем ведрами, извлекли бронеспинку, панель приборов, загнуло раму на УАЗе. Но ребята не сдаются и не сдадутся и вот, вечером, когда я сидел и смотрел на темные воды тихой реки Назия, позвонил Илья: "Подняли летчика, приезжай!" И кажется встала одна тень в каске и ушла в багрово-алый шар солнца... Полчаса в пыли и реве квадроцикла, бешеная скачка по бездорожью и болотным кочкам, и передо мной, свернувшийся в позе зародыша, человек или силуэт человека, изломанная фигура в разодранном летном обмундировании и коротких, обрезанных для удобства управления самолетом, сапогах. Да именно не кости в чистом виде, а силуэт, фигура человека, болото хорошо сохраняет свои жертвы.

Он лежал на краю болотной бездны, изломанный страшным ударом, сорвавшим его с неба и бросившим огненным смерчем в бессмертие. А мы стояли над ним, взрослые мужики и женщины. А ведь каждый из нас сейчас вдвое старше его, шагнувшего в вечность в свои 20 лет. Стояли и думали о нем. Я смотрел на одинокую звездочку младшего лейтенанта на сохранившемся погоне с голубым кантом и думал о том, что он совершил, что успел до того, как погибнуть? Что? Он успел главное – не струсить, не предать, не солгать своей стране, своему народу, своей семье.

Офицерский погон, медаль "За оборону Ленинграда", разодранный комбинезон, летный планшет, смятый и зажатый исковерканным железом, и как снег белоснежный шелк парашюта. И он, пока неизвестный летчик, сокол, чей полет и жизнь прервана рейнским железом, черной силой стали, чьи устремления и чьи мечты оборвались здесь, у подножия высоты, на которой ощетинившись стволами зениток и пулеметов, почти три года сидела элита Вермахта - горные егеря... В карманах пусто, ни документов, ни клочка бумаги... И опять ревут двигателя, выплескивается из жерла шланга помпы болотная жижа и опять по грудь в черной холодной жиже мужики, внуки и правнуки рвут жилы, чтобы вытянуть из земной раны детали и мотор некогда грозной крылатой машины. Чтобы по номеру на железе установить имя летчика и вернуть его с войны, чтобы хотя бы еще для одной семьи закончилась эта проклятая и Великая война. А он лежит, прикрытый свежим, изумрудным лапником на мягкой подушке из мха, и пустыми глазницами смотрит в голубое небо над соснами...

Как диковинный морской зверь, как огромный металлический спрут из трясины показался двигатель с изогнутыми, словно щупальца, лопастями винта, двигатель Ила, и вот они цифры! Сумасшедшая ночь «созвонов», интернет-переписки с ребятами, специализирующимися по авиации: Илья Прокофьев из Татарстана, Саша Морзунов и Игорь Кун из Новгорода, ребята из Питера и вот имя... Лежащий перед нами парень – младший лейтенант Усов Леонид Павлович 1923 года рождения, не вернулся с боевого задания 25 июля1943 года, отстал от группы, пропал без вести! Как отстал? Под крыльями нет РСов, отстреляны все снаряды к пушкам, остались только боекомплекты к пулеметам, значит он вел бой! Что-то здесь на земле он заметил, мимо чего не мог спокойно пролететь. Может, он увидел залегшую под шквальным огнем нашу пехоту, может, увидел, как егеря перешли в контратаку, может, чья-то беда не позволила пролететь мимо, и он упал с неба коршуном, чтобы разогнать нацистскую стаю! Бился, огненным смерчем расшвыряв шакалью стаю, сделал минимум два захода, расстрелял почти весь боекомплект и, споткнувшись о вражескую трассу, упал, прервав свой карающий полет! Я думаю, долго еще немецкие егеря с опаской смотрели в темнеющее небо, откуда свалился на них одинокий, но страшный советский самолет, за штурвалом которого был наш двадцатилетний герой Леонид Усов. И если выжили они в той войне, то долго, надеюсь, мучили их кошмары, в которых с неба на них падала страшная огромная сверкающая огнем орудий тень советского самолета!

А на завтра он уезжал домой, в родной Тамбов, где не дождалась его мать, отец, брат летчик –истребитель, прошедший всю войну, который долгие годы пытался выяснить его судьбу и добиться правды и ответа на вопрос, что значит «отстал от группы». Он уезжал, и мы молча смотрели вслед машине, на которой ребята из Тамбовского отряда "Альтаир" увозили его домой. А в небе над рекой Назия, над огромной, уже начавшей затягиваться воронкой у озера Барское, летел журавлиный клин, и мы увидели, как его догоняет одинокая птица, как она, пристроившись и тихо курлыкая, плывет по НАШЕМУ синему, СВОБОДНОМУ небу.

Сергей Мачинский


Журавлиный клин

16 Июнь 2020 г.
Станция «Апраксин» в Ленинградской области. Именно сюда прибывает электричка в известной песне о Георгиевской ленточке певца Игоря Растеряева. Здесь, всего в нескольких десятках километрах от Санкт-Петербурга, до сих пор идет война. Война за память. Именно сюда каждый год съезжаются поисковики из всех регионов нашей страны, из братских республик, с которыми раньше мы были одной Великой страной. Собираются, чтобы опять почувствовать то единение, которое испытывали те, кто три года здесь сдерживал рвущиеся в Ленинград орды "просветленных" европейцев, несущих огнем и мечом нам, сирым, свою культуру и смерть, концлагеря, голод и тотальное уничтожение по плану "Ост". Именно здесь, в тех черных воронках, о которых поет Растеряев, и лежат отцы, деды и прадеды, которым навсегда по 20 лет...

Озеро Барское, урочище Вороново, Погостье: здесь все до сих пор дышит войной. Почти все, кто первый раз приехал сюда, не верят, что рядом с культурной столицей могут быть места, где до сих пор можно проехать только на гусеничном тягаче, где в грязи вязнут армейские Уралы и КАМАЗы, где ржавый снаряд под сосной – такая же частая вещь, как грибы, где траншеями изрыто все более или менее сухое пространство, а в этих траншеях, как в длинных бесконечных могилах, лежат кости защитников Ленинграда.

Небольшая речушка Назия несет свои темные воды, тихим плеском напоминая о своем существовании, и по берегам, как фантастические грибы, пробитые солдатские каски, сотни, тысячи касок. Когда смотришь в закатном небе на эти каски, кажется, что сейчас в тишине встанут их хозяева и строем уйдут в алый шар закатного солнца, унося с собой боль поражений и торжество Победы.

Недалеко от озера Барское, у подножия очередной номерной высоты, в черной торфяной болотине, воронка. Эту воронку, как пулевое отверстие в теле Земли, оставил после гибели упавший здесь в годы войны Советский самолет Ил-2. И саднит эта рана уже 70 лет, и болит она в земле и в душах ребят из поискового объединения «Северо-Запад», которые с 1997 года пытаются вырвать из этой раны имя, историю и тело пилота, управлявшего этой машиной. В течение 19-ти лет сначала подручными средствами, потом малой механизацией в виде самодельных талей и блоков руководитель «Северо-Запада» Илья Дюринский и его товарищи бьются здесь за Память. Вопреки болоту, погоде, насмешкам и ухмылкам, и даже здравому смыслу пытаются отобрать у болота имя и судьбу героя. 19 лет! Да они выросли на этой воронке, из зеленых подростков с романтическими горящими глазами превратились в серьезных мужиков, которые четко понимают, чего хотят, для чего им это, а главное – знают, что не сдадутся, не уйдут, не бросят его, навсегда оставив безвестным. Несколько недель, как нарыв раздирая болотную подушку лебедками старых УАЗов и ГАЗиков, обрывая карданы и сжигая сцепление, выдирая из болота куски обшивки и детали бронекапсулы. Несмотря на дожди и отсутствие каких-либо комфортных условий.

"Война не закончена, пока не похоронен последний солдат..." - знаменитая фраза, которую таскают из угла в угол, зачастую не вникая и не понимая смысл этого высказывания, не вникая и не чувствуя всей боли, которую видим и чувствуем мы, понимая, чего стоила победа. Война идет и сейчас, именно здесь, в лесах и болотах, война за каждое имя, за каждую загубленную душу, война с болотом, болотом черствости, трусости, непонимания и тотального безразличия, не всех, но многих. И в этой войне война с природным болотом не самое страшное.

Каждый день с болота, как сводки с фронта: оборвали лебедку - ремонтируем, сдохла помпа - качаем ведрами, извлекли бронеспинку, панель приборов, загнуло раму на УАЗе. Но ребята не сдаются и не сдадутся и вот, вечером, когда я сидел и смотрел на темные воды тихой реки Назия, позвонил Илья: "Подняли летчика, приезжай!" И кажется встала одна тень в каске и ушла в багрово-алый шар солнца... Полчаса в пыли и реве квадроцикла, бешеная скачка по бездорожью и болотным кочкам, и передо мной, свернувшийся в позе зародыша, человек или силуэт человека, изломанная фигура в разодранном летном обмундировании и коротких, обрезанных для удобства управления самолетом, сапогах. Да именно не кости в чистом виде, а силуэт, фигура человека, болото хорошо сохраняет свои жертвы.

Он лежал на краю болотной бездны, изломанный страшным ударом, сорвавшим его с неба и бросившим огненным смерчем в бессмертие. А мы стояли над ним, взрослые мужики и женщины. А ведь каждый из нас сейчас вдвое старше его, шагнувшего в вечность в свои 20 лет. Стояли и думали о нем. Я смотрел на одинокую звездочку младшего лейтенанта на сохранившемся погоне с голубым кантом и думал о том, что он совершил, что успел до того, как погибнуть? Что? Он успел главное – не струсить, не предать, не солгать своей стране, своему народу, своей семье.

Офицерский погон, медаль "За оборону Ленинграда", разодранный комбинезон, летный планшет, смятый и зажатый исковерканным железом, и как снег белоснежный шелк парашюта. И он, пока неизвестный летчик, сокол, чей полет и жизнь прервана рейнским железом, черной силой стали, чьи устремления и чьи мечты оборвались здесь, у подножия высоты, на которой ощетинившись стволами зениток и пулеметов, почти три года сидела элита Вермахта - горные егеря... В карманах пусто, ни документов, ни клочка бумаги... И опять ревут двигателя, выплескивается из жерла шланга помпы болотная жижа и опять по грудь в черной холодной жиже мужики, внуки и правнуки рвут жилы, чтобы вытянуть из земной раны детали и мотор некогда грозной крылатой машины. Чтобы по номеру на железе установить имя летчика и вернуть его с войны, чтобы хотя бы еще для одной семьи закончилась эта проклятая и Великая война. А он лежит, прикрытый свежим, изумрудным лапником на мягкой подушке из мха, и пустыми глазницами смотрит в голубое небо над соснами...

Как диковинный морской зверь, как огромный металлический спрут из трясины показался двигатель с изогнутыми, словно щупальца, лопастями винта, двигатель Ила, и вот они цифры! Сумасшедшая ночь «созвонов», интернет-переписки с ребятами, специализирующимися по авиации: Илья Прокофьев из Татарстана, Саша Морзунов и Игорь Кун из Новгорода, ребята из Питера и вот имя... Лежащий перед нами парень – младший лейтенант Усов Леонид Павлович 1923 года рождения, не вернулся с боевого задания 25 июля1943 года, отстал от группы, пропал без вести! Как отстал? Под крыльями нет РСов, отстреляны все снаряды к пушкам, остались только боекомплекты к пулеметам, значит он вел бой! Что-то здесь на земле он заметил, мимо чего не мог спокойно пролететь. Может, он увидел залегшую под шквальным огнем нашу пехоту, может, увидел, как егеря перешли в контратаку, может, чья-то беда не позволила пролететь мимо, и он упал с неба коршуном, чтобы разогнать нацистскую стаю! Бился, огненным смерчем расшвыряв шакалью стаю, сделал минимум два захода, расстрелял почти весь боекомплект и, споткнувшись о вражескую трассу, упал, прервав свой карающий полет! Я думаю, долго еще немецкие егеря с опаской смотрели в темнеющее небо, откуда свалился на них одинокий, но страшный советский самолет, за штурвалом которого был наш двадцатилетний герой Леонид Усов. И если выжили они в той войне, то долго, надеюсь, мучили их кошмары, в которых с неба на них падала страшная огромная сверкающая огнем орудий тень советского самолета!

А на завтра он уезжал домой, в родной Тамбов, где не дождалась его мать, отец, брат летчик –истребитель, прошедший всю войну, который долгие годы пытался выяснить его судьбу и добиться правды и ответа на вопрос, что значит «отстал от группы». Он уезжал, и мы молча смотрели вслед машине, на которой ребята из Тамбовского отряда "Альтаир" увозили его домой. А в небе над рекой Назия, над огромной, уже начавшей затягиваться воронкой у озера Барское, летел журавлиный клин, и мы увидели, как его догоняет одинокая птица, как она, пристроившись и тихо курлыкая, плывет по НАШЕМУ синему, СВОБОДНОМУ небу.

Сергей Мачинский