Порт Кобона, знает ли кто-нибудь такой порт? Пожалуй, немногие: те, кто увлекается историей, кто здесь живет, и еще те, кого спасли ворота этого порта, дав возможность выжить, выбраться из блокированного немцами Ленинграда, и их дети и внуки.

Сейчас это достаточно успешный пригородный коттеджный поселок, где в выходные наплыв гостей, рыбаков и туристов. Здесь красивущая природа, Ладога, сосновый бор, чистейший воздух и голубое небо. Сидя на берегу Ладоги и глядя на голубое небо над головой, иногда теряешь границу пространства и не понимаешь, где вода, а где небесная синяя бездна. Тихо, только плеск волн и шелест ветра, мысли. Вот в таких местах хочется подумать о вечном. И мысли мои часто прерывают какие-то материальные вещи. Простой обыватель никогда не обратил бы на них внимания, но меня они вырывают из состояния благости и бьют по глазам, по мыслям, по душе, как бы говоря: «Рано, нельзя отдыхать, не за этим вы здесь». Я говорю о следах войны, следах той Великой и Проклятой войны, которая до сих пор не дает нам спокойно спать, которая многим неравнодушным снится по ночам, хотя мы и не были на ней. Она в наших душах, она в них так глубоко, наверное, потому что мы до сих пор видим и чувствуем итоги ее смертной жатвы, и все вокруг напоминает о ней, потому что мы идем по ее кровавому следу, чтобы показать его другим. Тем, кто забыл, что каждый шаг войны - это сотни, тысячи, миллионы жизней и загубленных душ.

Сюда, в маленькую деревеньку на берегу Ладоги, приходила Дорога Жизни. Сюда из сражающегося, истекающего кровью, но не сломленного Ленинграда вывозили тех, кто обессилел, тех, кому суждено выжить. Здесь они получали первый обед и первый кусок хлеба, здесь находился пункт обогрева, где становилось понятно, кто не выдержал дороги и умер, а кто выжил и отправится в тыл. Здесь уже Большая Земля! Отсюда в обратном направлении в голодный холодный город шли колонны полуторок, которые везли людям те самые 125 граммов хлеба, везли и сами оставались на дне Ладоги. Остовами полуторок и останками их водителей усыпано дно этого прекрасного озера. По нескольку штук этих машин поднимают и обследуют два Сергея, два настоящих морских офицера. Именно они наши радушные хозяева на эту неделю - неделю экспедиции в окрестностях порта Кобона. Цель ее - лежащее в десяти километрах отсюда болото Большое. В его центре, куда пробраться можно только зимой, егеря обнаружили обломки советского самолета той войны, к нему мы и идем вместе с ребятами из музея Битвы за Ленинград и двумя морскими офицерами Сергеями.

Экспедиция очень сложная, до места гибели машины по телу болота надо пройти около трех километров. Гиблые болотные пустоши и красивый сосновый бор, между ними расстояние в 100 метров. На последней сухой стоянке, где мы оставляем машины, нас встречает Эдик Титберия. Дальше на болотоходе. Эдик живет на месте работ уже несколько дней, спит в вездеходе и не желает ни с кем меняться. Многие не поймут, покрутят у виска, ведь есть возможность ночевать в доме, в теплой кровати, с душем, где живет весь остальной состав экспедиции. Но мы «деремся» именно за право ночевать в лесу, на болоте, у разбитой вдребезги советской машины, а ночевать там может только один человек, вот мы и боремся. Наверное, каждый из нас хочет заступить на пост почетного караула у места, где лежит герой, хочет подумать о нем, о том, что здесь происходило, да и что греха таить, о своей жизни, о том, как ты проживаешь ее, честно ли, достойно ли, стоит ли твоя жизнь того, что люди отдавали за нее сотни, тысячи и миллионы своих жизней, смог ли ты отплатить своим трудом, своей жизнью им и той стране, за которою они воевали. А о таком надо думать в одиночестве... Вот и боремся мы за право ночевать на болоте, и в этот раз оно досталось Эдику, он нас и доставляет на место.

Мерзлый мох, брусника и опять еще одна черная яма с жижей, мелкие куски дюраля, разбросанные вокруг, и еще одна тайна, еще одна судьба. Судя по обнаруженным фрагментам машина уничтожена полностью, начинаем поиск номерных деталей. Что такое работа зимой на болоте? Ну, намного проще, чем на нем же летом... Только холодно очень. Магнитометром определяется место скопления металла, бензопилой пилится майна, специальными вилами вычерпывается болотная подушка, и - вниз в болотном костюме. Выгребать, вытаскивать разодранную взрывом обшивку, ферму хвостового оперения, куски кабины пилота, разрушенные органы управления самолета, загнутые в дугу пулеметы и пушку, винт без одной лопасти, утраченной после удара о землю. А вот и главное - детали разрушенного двигателя, с номером, по которому можно определить номер машины и судьбу героя.

Находиться в воде можно максимум минут 10, потом люди меняются, самый молодой Леха, самый бывалый Валера, ветеран Боря, никто никого не заставляет. Здесь все не так, как в той жизни, в большом городе с его собачьим ритмом и отношением, здесь наоборот - следят, чтобы товарищ не засиделся в воде и не заболел потом. Здесь каждому есть работа, здесь, у места гибели героя той войны, нет места корысти и подлости, иначе он не доверится нам.

Вот он, номер двигателя... Нашли! Срочно отправляем нашим специалистам по авиации: Саше Морзунову, Илье Прокофьеву, Сергею Кузнецову, Борису Давыдову. Они передают дальше коллегам, и пока мы плескаемся в болотной жиже, выуживая куски машины, они проводят за компьютерами сутки без сна. В тысячетомных архивах, в сотнях дел и миллионах страниц они занимаются такими научными и порой детективными исследованиями, что просто диву даешься. Но результат есть, и он открыл новую страницу истории - незаслуженно забытую и героическую.

Перед нами обломки машины летчика гвардии младшего лейтенанта Хорошкова Александра Петровича. На этой машине он 30 мая 1943 года, будучи раненым в бою, подбитым таранил фашистский бомбардировщик Хейнкель 111, стервятника, пытавшегося бомбить ворота Дороги жизни - порт Кобона. Бомбить то место, куда из города вывозили обессилевших от голода женщин и детей, убивать тех, кто уже думал, что спасся, убивать подло бомбами с недоступной, как он думал, для мести высоты. Но раненый 24-летний русский парень из Тамбовской области не дал ему этого сделать! Ценой своей жизни не дал убить беззащитных.

Мы стоим у разложенных на краю ямы обломков некогда грозной машины. В пушке и пулеметах разорванным золотом видны латунные гильзы боекомплекта, на части плоскости фрагменты красной заезды, винт с зазубренными от того удара о врага лопастями, сиденье пилота, ручка управления самолетом. Именно ею Саша Хорошков направил свой горящий самолет на вражеского стервятника. Сколько жизней он спас ценой своей? Почему не стал стрелять, ведь были снаряды? Почему таранил? Не было сил у истекающего кровью парня, и могло бы не быть больше шанса, нельзя было допустить убийства людей внизу на земле. Я часто поражаюсь, как эти молодые ребята мгновенно оценивали ситуацию и обстановку, принимали такие сложные решения, которые в наше время суровые государственные мужи не могут принять годами совещаний и съездов. Спасти жизни невинных людей, граждан той страны, которой ты присягал, пусть ценой своей жизни, но спасти! Какова цена этого подвига? Теперь его цена - память! И мы молча стоим не у бездушной горы металла, а у могилы летчика героя Саши Хорошкова, у памятника ему, которым стали фрагменты его машины, переданные в музеи на его Родине и в Ленинграде.

А мы теперь должны помнить и передать своим детям память о том, как погиб Саша Хорошков, 24-летний тамбовский парень, чья душа чайками кружится над голубой гладью Ладоги!