Уезжая в эту экспедицию я грешным делом думал, что уже не смогу описать что-то новое. Мне уже давно кажется, я вот-вот исчерпаю и слова, и чувства, да и людям надоест читать описания моих переживаний на одну и туже тему, тему той войны. Но каждая новая экспедиция – это новые переживания, новые чувства и главное – новые судьбы.

Гусеницы тягача опять рвут болотный мох, рев двигателя разбивает на осколки тишину векового леса и брызги голубого неба, отраженного в лужах, гаснут, опав на зеленую траву обочины. Еще вчера пыльная и душная Москва с ее обособленными кельями бетонных башен, с ее равнодушием и сумасшедшим ритмом, а сегодня пьянящий запах сосны и люди, мои товарищи, люди, которые живут этой страной, которые без лишних слов делают для этой страны в сотни раз больше чем батальон самых важных чиновников, делают каждый на своем месте, работая на ее благо, делают здесь, возвращая этой стране память, честь и отдавая за нас за всех долг, долг перед павшими.

Провожая взглядом с крыши вездехода крайние дома поселка Кневицы, я думаю о том, на сколько я счастливый человек. Меня окружают неравнодушные люди, ведь все те, кто сейчас рядом со мной, это люди, которым не безразлично. Не безразлично, все! Все что касается этой земли, этой страны, окружающих. Я счастлив, потому что здесь я по-настоящему дома, потому что здесь и есть настоящая Россия! С ее добротой, великодушием, широтой и искренностью. Ведь здесь, без преувеличения, тебе отдадут последнюю рубаху, отдадут последний кусок нуждающемуся и, если будет надо, встанут, прикрыв тебя своей грудью.

Оторвавшись, как бы упершись в наступающий со всех сторон березовый молодняк, скрылись за кормой вездехода, который словно величественный, грозный ледокол разрывает море травы и молодой поросли, последние домики села, и мы въезжаем в бескрайний зеленый океан леса. Если смотреть по карте, этот лес почти без перерыва тянется на сотни километров. Это теперь! А раньше и здесь жили люди, пока мы ехали до места около 10 километров, местные ребята рассказали нам о пяти деревнях, которые были здесь и которых увы не стало, последняя умерла лет пять назад. Одни убила война, другие убило человеческое равнодушие и безразличие.

Мы едем по старой фронтовой дороге, по которой лесовозы и то ездили лет 15 назад. Едем словно в лесном тоннеле, деревья над головой образуют почти непроницаемый свод. Лес, мне кажется, это единый огромный механизм, как великан, раскинувшийся на километры, он принимает или нет, он помогает либо калечит, все зависит от того, с каким сердцем ты придёшь и зачем! Если с благой душой, он даст тебе и кров, и еду, убережет от дождя и напоит родниковой водой, если со злом, то покалечит и бросит умирать в гиблом болоте. Это не просто красивые слова, так бывало и не раз!

А еще лес зорко хранит свои тайны, их у него огромное количество, особенно у этого, военного леса. Через него несколько раз прокатилась война. С начала в 1941-м, потом в 1942-м и уже в 1943-м, когда война окончательно ушла отсюда, кругом оставив свои страшные следы.

Вот мимо проплывает солдатская каска у края дороги с проросшей сквозь нее молодой березкой. Все время вижу эту картину и всегда одна и та же мысль: ведь ее, эту каску, сюда не ветром закинуло, ведь ее принес на себе солдат, ведь он шел сюда и думал, мыслил, сердце его билось и любило, ненавидело, страдало. Раз и все, темнота, и лежит только эта железная каска, а может чуть в стороне, под слоем мха и пожухлых листьев лежит и он, чей-то отец, муж, сын! Трудно все это передать. Мы вернемся сюда, но сейчас дальше в сердце гиблого болота, где лес-океан открыл нам еще одну тайну, открыл, может чтобы мы прошли еще один урок, урок верности! Урок верности, дружбе, любви и верности своей Родине!

В дремучих зарослях лежит то немногое, что осталось от самолета Р-5. Посмотрите, что из себя представлял этот небольшой деревянный биплан, проектировавшийся как самолет-разведчик, а в начале войны использовавшийся как ночной бомбардировщик. Что могло остаться от этого самолета после падения и 74-х лет забвения? Да практически ничего. Проросшие травой взорванные топливные баки, которые несведущий человек может принять за ржавые бочки, небольшие фрагменты металлических расчалок крыльев и даже воронки нет. Есть небольшое углубление в земле, куда самолёт ткнулся при падении. Да именно здесь зимой 42-ого года упал самолёт Р-5 с двумя пилотами на борту. Опять сердца многих неравнодушных людей помогли вернуть из небытия имена героев и историю их героической жизни и смерти. Смерти за эту страну, эту огромную общую Родину.

Здесь, среди цветов и фрагментов обшивки, передо мной лежат летчик лейтенант Воробьев Николай Кириллович, уроженец города Ленинграда, и штурман сержант Платонов Виктор Игнатьевич. Им обоим вместе лет тогда было, как мне сейчас. Лежат где-то среди этих обломков тела двух парней, русского и украинца, лежат уже больше 70-ти лет. Как летали вместе, так и лежат. В сотнях километрах от дома тела двух героев, погибших за одну общую Победу.

История находки самолёта проста и знаменательна только тем, что одни неравнодушные люди обратились к другим неравнодушным. А итог – возвращение из небытия двух парней. Местный охотник Сергей, услышав о нашей экспедиции по подъёму самолёта Пе-2, который здесь поднимали в апреле, принес Саше Морзунову пряжку от парашюта и сказал, что нашел ее лет десять назад в лесу. Затем разведка, обнаружение номерной детали двигателя, архив и вот мы здесь, в сердце леса и небольшого углубления в мягкой земле. У меня в папке фотографии двух двадцатилетних парней, которые лежат где-то здесь.

Для поисковика это редкость знать, кого ты пришел искать, видеть их лица до того, как нашел их тела. Обычно процесс обратный, с начала находится человек, потом, при возможности, устанавливается его личность, находятся родственники, и у них может быть его фотография.

Но здесь нам повезло, и я ехал сюда, на броне вездехода, а перед моими глазами стояли лица этих двоих парней, русского и украинца. Я ехал и думал, мог ли предположить украинец Витя Платонов, падая с свинцово черного неба в черный Демянский лес, до конца отдав долг и жизнь свою за свободу и независимость страны, что по какой-то бредово-пьяной мысли банды недоумков его родной Днепропетровск станет Днепром… Что на Украине запретят все советское, что украинцы будут убивать украинцев, что по Киеву будут маршировать нацисты, а русский народ станет самым страшным врагом. Конечно, ему это и представиться не могло. Много чего они не могли себе представить.

Начинаем работать: очистили площадку от валежника, оттащили фрагменты самолёта и двигателя, задираем дерн. Скатываешь его, как ковер, а под ним – куски дюраля, мелкие фрагменты перкалевой обшивки, детали двигателя. Самолёт упал в феврале 42-ого, в самом начале Демянской операции. Снежный покров в ту зиму достигал полутора метров. Упал самолёт на занятой тогда нашими войсками территории, но в связи с труднодоступностью этого места его не нашли, да и некогда было искать. А мы нашли и вот перебираем землю под мхом, мелкие железки, клочки какого-то снаряжения. Стрелянные гильзы, пустые диски пулемета. Да, значит вели бой, значит, скорее всего, были сбиты ночным истребителем, сигнальный пистолет – ракетница, сердце замирает, ведь это уже личная вещь, остатки привязной системы безопасности, парашютные пряжки, перчатка пилота и вот останки летчиков. Перемешанные в кашу, месте с гильзами, кусками кожаного реглана, перемолотые страшной силой взрыва кости молодых парней, а у меня перед глазами их фотографии… Суровые глаза, полные решимости и смысла взгляды, у теперешних 20-летних редко встретишь такие глаза, полные и понимания, и смысла своей жизни, и своего существования. Я смотрю на то, что осталось от них, и думаю, что те, кто говорят о разделении русского и украинского народов, должны встать у этой ямы и разделить мне здесь останки русского и украинского парня, погибших здесь 74 года назад. Невозможно разделить даже их святые кости, чтобы развести по разным странам, да и не позволим мы этого, их двадцатилетних шагнувших в бессмертие нельзя разделить!

Мы продолжаем очищать площадку. Вот фрагменты штурманской линейки, части планшета пилота, пряжка ремня привязной системы, она закрыта, летчик даже не пытался покинуть самолет! А пряжек, парашютных пряжек только один комплект! Постепенно рисуется картина гибели экипажа. Скорее всего, самолёт был атакован немецким ночным охотником, вел бой, скорее всего, штурман, он был ранен, так как его место в задней кабине у пулемета и в первую очередь по нему ведет огонь противник. Часто случалось, что штурман не брал с собой парашют, который мешал ему двигаться в кабине и вести огонь, так, по всей видимости, было и в этом случае. Летчик не бросил товарища и даже не пытался покинуть машину, пытаясь спасти товарища, он пошел на вынужденную, в незнакомом месте и на полутораметровый снег с неубирающимися шасси – это смерть, но сзади раненый товарищ. Удар, взрыв и темнота…. Темнота на 74 года, темнота и забвение.

А в этот миг, в тот миг, когда объятая пламенем машина, озарив секундной вспышкой безлюдный черный лес, навек сорвалась со ставшего мгновенно чужим холодного неба, в этот миг далеко в Омске в эвакуации проснулась от ужаса и тяжелой тоски, со сжавшимся сердцем, молодая двадцатилетняя жена лётчика Воробьева…. А через несколько недель получив похоронку, она пойдет добровольно на фронт, а еще через несколько месяцев в ее наградном листе на медаль «За отвагу» будет указано , что эта 20 летняя девчонка вынесла с поля боя шесть раненых с оружием и оказала помощь двадцати трем солдатам и офицерам, под огнем, в бою, в том бою, в который она пошла сама, для того чтобы отомстить за упавший в ночи маленький самолётик и двоих парней, русского и украинца... И она будет мстить, будет гнать врага до Праги, станет сержантом, отомстит с полна… и погибнет! Погибнет уже в июне 1945 года, когда отгремит эта война, и она поймет, что мстить больше некому, а жить без него, без любимого, сорвавшегося с неба в феврале 1942 года, жить без него нет смысла. И Господь заберет ее, заберет к нему, заберет, чтобы не разлучать на веки, туда, на голубое небо. И может они втроем смотрят сейчас на нас и улыбаются. Эти трое, оставшиеся верны дружбе, любви и своей Родине!

Я не знаю, так ли это… Но очень хочу верить в то, что это так! Я уверен, что Господь их не оставит, а мы должны сделать так, чтобы их помнили живые! Помнили о тех, кто навечно сохранил верность, о тех, кого невозможно разделить, и о том, что невозможно разделить народы, чьи сыновья веками умирали друг за друга и за свою землю. А еще я хочу, чтобы те, кто рвёт на куски Украину, кто в ненависти к русским захлебывается злобой, вспомнил, что жизнь – она не вечна, а там, в том, что после нее, их встретят Дима Воробьев и Витя Платонов, русский и украинец, погибшие в небе Демянска, и спросят с них, за все спросят. И я думаю, что гореть в аду всем, кто разжигает вражду и ненависть и войну!