22-ое июня. Вот уже несколько лет в этот день я вижу, чувствую у себя в руках маленькие косточки пальчиков 4-летнего ребенка вместе с пеплом Брестской крепости. Да и после через мои руки прошло много солдат, женщин и детей, которых унесла та война, сделала бесплотными тенями неизвестности. Но каждый год в руках скрипят выбеленные временем и дождем косточки первых жертв страшной войны. Черная тень несвершившегося в обугленной воронке.

Говоря о войне, мы больше и чаще вспоминаем погибших при защите страны и мира наших солдат. Но ведь люди с оружием: солдаты, мужчины, женщины - это лишь четверть всех потерь нашей страны. Кто остальные? Остальные - это те, кто страдает от войн больше всего, те, кто меньше всего приспособлен к выживанию в страшных условиях войны, те, к кому война всегда врывается вдруг. Распахнув окно взрывом и засыпав кроватку битым стеклом, опалив вонючим пламенем взрывчатки мягкие как пух волосы, рванув взрывной волной подол ночной рубашки. Старики, женщины, дети... Именно их война пинает солдатским сапогом в спину, слабых, теплых и таких мирных. Выкидывает на улицу под разрывы и пулеметные очереди и заставляет бежать, бежать, бежать. Лишает домов, тепла, друг друга и жизни. О них не говорят в сводках и донесениях, а это их рвут пулеметные очереди на заполненных беженцами дорогах. Их тела давят, скидывают в придорожные канавы и воронки прущие по дорогам танки и грузовики с "веселыми", крепкими, загорелыми "освободителями". У них из рук на десятилетия или навсегда вырывает ладошку ребенка и в кутерьме разбомбленной станции бросает ее в неизвестность. Их прерванные, растоптанные жизни потом посчитают очень условно, плюс минус.

Потом историки будут десятилетиями спорить и давать оценку боевым операциям, стратегиям и тактикам, личностям военачальников и подвигам простых солдат. А эти миллионы жизней просто пройдут фоном, цифрой погибшего гражданского населения. Покаяние...

Вот перед ними, перед теми, кого должны были защитить и не защитили, перед теми, кто слаб и нуждается в защите. Перед теми, ради счастья которых, по мнению политиков, и начинаются все войны, перед теми, кто больше всех не хочет этих войн, перед ними и должны мы каяться. Те, кто убил, и те, кто не уберег. И после того, как полетели к подножью мавзолея знамена со свастикой, я бы поставил на колени всех пленных немецких генералов, попросил бы склонить голову и наших солдат перед женщиной, стариком и ребенком. Пусть это ничего бы не изменило, пусть это просто символ. Но, может, он бы когда-нибудь, кого-нибудь заставил хоть на секунду задуматься: "Зачем?"

Я бы не Колю просил каяться в бундестаге за судьбу немецкого солдата, а показал бы английским лордам фотографии раскопанного в 46-м году бомбоубежища в Дрездене. Битком набитого мумиями, полуразложившимися детскими телами в колясках и кроватках и спросил бы:" Зачем?" Все, кто отдает приказы, начинает войны в этот момент уверен, что его она не коснется, что его защитят солдаты и крепкие стены бункеров и бомбоубежищ. История показывает обратное. И те, кто начинает, и те, кто им потакает, в итоге слышат или видят рядом с собой зловонную харю войны. Им просто нужно представить втоптанное в грязь, раздавленное гусеницами танка тело своего ребенка, и войн станет меньше.

Помните, 22-ого июня первые бомбы упали не на блиндажи и траншеи, а на спящие мирные города, и первые жизни, вырванные войной, были жизни спящих детей, женщин и стариков, чьих-то матерей, отцов, жен. И так бывает всегда. А потом горел Берлин, и это тоже бывает всегда! А первым криком в этой и любой войне было не солдатское оскаленное: "Форветс!" и "Ура!", а детское, испуганное "Мамочка!"

Сергей Мачинский