Почти все, что я пишу, - это записки о тех, кого давно нет. Это правильно и
важно, но мы, живые, часто забываем о том, кто рядом. Мы не говорим хорошие,
добрые слова, как будто стесняемся своих чувств. Потеряв человека, мы
спохватываемся, осознаем, как много он для нас значил, и начинаем вслед, как из
пулемета, выдавать панихиды, митинги, хвалебные оды. Также получалось и у меня.
Но сегодня я хочу рассказать о моем Друге, Товарище, Бойце.
Я не стесняюсь тех слов, что Вы прочтете, я хочу, чтобы он услышал их и
прочитал сейчас. Нет ни юбилея, ни даты, просто он рядом, я рад и это будет
справедливо.
Кто он, Орлов Александр Николаевич, сын знаменитого коменданта "Долины
смерти" Николая Орлова? Саня Орлов, Орел, а теперь уже Дедушка. Он
Человек! Он Настоящий! Кто-то назвал его индикатором порядочности. Если Орлов с
человеком общается, значит человек порядочный, как-то сказали мне. Это так и
есть. Глядя на поисковиков, старых, новых, молодых, я часто вижу какую-то
нездоровую гордыню и тщеславие. Мол, я настоящий, я все делаю лучше, я самый
правильный, я вот за солдатиков горой, а вот те то-то не так делают. А Орлов
просто делает тихо и как ему совесть позволяет. 63 года ему, дед уже. Первый
медальон отцу принес в шесть лет, больше из леса не уходил и не прерывался. 56
лет поискового стажа. Вдумайтесь, 56 ЛЕТ! Я несколько раз спрашивал, сколько же
ты их нашел и вынес? Смеется... Сбился на тысячах в девяностые. Тысячи! Вы представляете,
ТЫСЯЧИ возвращенных солдат! Сотни имен, большинство из которых он помнит. Он
помнит место, количество найденных убитых, год, когда нашли и даже с кем и при
каких обстоятельствах это произошло. Я не знаю людей в современном поисковом
сообществе с такими заслугами и таким результатом. Но он «не толкется» на
трибунах и фуршетах. Мало кто уже и помнит его. Мало кто из молодых знает, что
он жив и в лесу за ним еще побегай. Так какой он?
Если бы меня спросили, как должен выглядеть Лесной дух, я, не задумываясь,
ответил: "Как Орлов!". Не высокого роста, сухощавый, весь как будто
сплетенный из жил, чуть горбящийся под тяжестью огромного старого рюкзака, с
пшеничными усами, в которых прячется хитрющая, но добрая ухмылка. С голубыми
добрыми глазами из-под кустистых бровей, обрамленных лучиками морщинок, в
которые въелся дым походных костров. С большими руками, вечно черными от не
отмывающейся торфяной жижи, ржавчины и машинного масла. Эти руки вообще не
отдыхают. Они, как и их хозяин, неугомонны. Они вечно что-то строят, чистят,
режут, варят, эти руки простого русского мужика, Лесного духа. Вот он топает по
лесу, как на посох опираясь на старенький самодельный щуп. А когда возвращается
с находкой, от улыбки даже в чаще соснового бора в пасмурную, дождливую погоду
становится светло и тепло. Любой дух должен рассказывать сказки, Дедушка
рассказывает были. Я могу слушать их бесконечно, ведь в них вся правда. Правда
поиска без всяких грантов, митингов, кто лучше, больше, глубже, круче,
скандалы, интриги. В этих былях воющие над телами павших матери и жены,
опознавшие своих мужей, сыновей по сохранившимся тогда давно в их карманах
вещам. В них сыновья и дочери, сами глядящие в пустые глазницы черепов своих
отцов и потом выносящие их на себе до ближайшей станции. В этих былях воронки,
из которых торчат обтянутые шинельным сукном солдатские спины, так, будто это
вчера их приняло болото. В них ротами белеют кости, блестят чуть тронутыми
ржавчиной штыками, павшие, но не покинувшие рубежей батальоны.
В этих рассказах есть место горечи. Горечь и признание своих ошибок. Ведь
они первыми шли непроторенной дорогой поиска. Были и испорченные медальоны, и
утраченные документы, и забытые вещи. Были несбывшиеся мечты создания
профессиональных подразделений поисковиков, центра исследований и находок,
архивов найденных документов. И ошибки, и несбывшееся он признает и с этим грузом
идет снова в лес, раз за разом вынося десятки погибших. Как он работает? Это
как талантливый композитор пишет музыку, это кажется необъяснимым и непонятным,
он и сам не может ответить.
Солнце клонилось к закату. День прошел в утаптывании болотного мха и
тыркании огромной вертухой и крюком во все более или менее подозрительные
углубления. Тыканию, следует отметить, безрезультатному. Все
"старики" понуро цедили чаек у костра и смолили сигаретки. Дедушка
Орлов задумчиво смотрел на опускающийся за лес огненный шар солнца. «Пора!» -
закинув за спину потрепанный, весь на каких-то веревочках рюзкачишко, натянул
рабочие перчатки из разных пар на руки, взял щуп и ушел в лес.
В сумерках он вернулся. Тихо скинул рюкзачишко, а на лице сияли глаза и
хитрая ухмылка. «Завтра идите копайте. Там много», - скидывая сапоги, сказал
Дедушка,
107 человек. На ровном, абсолютно ничего не предвещающем по всем поисковым
приметам заросшем гмызником поле. В вороночках, вырытых наспех ямках и могилах,
просто оставленные наверху.
-Как ты их нашел? - недоумевал я.
-Как додумался сюда тыкнуть?
-А я знаю? - сощурив веселые глаза, усмехался Дед.
И так повторяется всегда. Только закончится работа, он встает и куда-то
идет. Находит там, где и предположить-то не придумаешь. Он не травит байки про
зовущие его души, про снящихся, неприкаянно мечущихся бойцов. Просто встает и
идет, днем, ночью, в снег и дождь, идет и возвращает. Единственный, кто ему
помогает и с кем он говорит, это его отец - первый и единственный навсегда
Комендант Долины смерти - Николай Орлов. Ведь я уверен, его душа там, с ними, с
теми, о ком он не боялся вспоминать, о ком говорил и требовал, чтобы вспомнили
другие, с солдатами Болотного фронта.
Патриотизм? Я не слышал от него этого слова. Я видел, как он морщится будто
от звука стекла по железу в воронке, когда кто-то "слащавый" и
ненастоящий начинает читать очередную проповедь о любви к Родине. Вся его жизнь
- это любовь. Работа на заводе, на птицефабрике в колхозе, служба в армии,
потом опять работа и всегда лес и поиск. Тихо и по-настоящему. Я вообще не
слышал от него напыщенных слов: "красноармейцы, наши Павшие бойцы",
слезливого "Солдатики". У него они "убитые". "Убитые
наши" и "убитые не наши". Одни - свои, другие - чужие. Одних он
уважает. Других? На других ему просто плевать, как и нет их. Я задумался, что
проще и всеобъемлюще может быть, чем просто "убитые".
А еще он хулиган. Иногда как ребенок хулиганит. Расковыряет патроны или
снаряд, засыплет порох в старый гнилой минометный ствол и подожжет. И смеется,
смеется так заразительно, что с ним хохочет весь лес. И никаких слезливых
страданий, никаких нахмуренных суровых бровей. Идет по лесу и мурлычет
какую-нибудь бестолковую песенку про Леху, без которого плохо, или про Город
изумрудный и работает, ищет, находит. Просто я нашел убитых. А на вопрос, зачем
первый раз в лес пошел, со смехом отвечает:
- Хулиганить.
Он был представлен разным высоким людям от Генсека
СССР Михаила Горбачева до Президента РФ, а уж министров, губернаторов и прочих
бурмистров он перевидал десятки, если не сотни. И посты могли быть и зарплаты.
Но выбрал он рюкзачишко старенький и лес с его убитыми.
Мы все с нашими десяти-, двадцати-, даже тридцатилетними стажами, на мой
взгляд, любители. Мы просто имеем социально значимое хобби. Мы где-то работаем,
у нас семьи, мы можем по воле судьбы прервать поиск на год, два, пять,
десятилетия. Можем потом вернуться в лес, можем и нет. Мы ездим в экспедиции
раз, два в год или на выходные. Встреча с друзьями, костры и рассказы. Орлов в
лесу живет! Нет, он живет лесом. Он там всегда. Каждая его минута в лесу - это
дело. Это работа, на которую нужно тратить максимум предоставленного времени.
Он не может и не станет сидеть у костра, просто травя байки, для этого есть
время непогоды или часы перед сном. Он не потащит в лес баню или лишнюю
кастрюлю, потому что надо выносить убитых. Он запросто обойдется без генератора
и телефона, потому что это вес и габариты. Он может и ездит туда один, просто
потому, что это его жизнь и это работа.
Кто он для меня, Орлов Александр Николаевич? Учитель?
Я бы хотел так считать, но знаю, что не смогу быть достойным учеником, потому
что есть другая жизнь, где есть условности, которые я вынужден выполнять.
Потому что я слабее его морально, потому что через месяц я устаю в лесу и
мечтаю о душе и чистом белье. Друг? Я бы этого хотел, но другом только он может
назвать кого-то. Он мой Товарищ. Это надежное, крепкое слово не зря употребляли
наши деды. Товарищ как винтовка, простой и надежный. Настоящий боевой товарищ,
ведь мы с ним на войне. Пусть она и не гремит очередями и разрывами, но убивает
почище пули. Жадность и тщеславие, гордыня и амбиции - вот снаряды этой войны,
а он в броне. В доте из опыта и лет. Его не пробить и не выковырять с его
рубежа, он на нем навеки. А вместе с ним десятки тысяч погибших и Лесной дух.