Туманная ночь. Передовая затихла. Затихла по сравнению с дневным накалом грохота и боли. Кажется, даже воздух, остывая, потрескивает, как перекаленный непрерывным огнем ствол пулемета.
Из полузасыпанных окопов, нор и блиндажей выползают солдаты. Густо слышится шепот, негромкие возгласы, бряцанье оружия и снаряжения. Алыми пятнами иногда вспыхивают огоньки спрятанных в кулаки сигарет. От тыловых районов с потушенными фарами осторожно ползут машины, тягачи, мотоциклы. И все что может и должно питать передовую. Людьми, продуктами, боекомплектом.
Сказать, что ночью безопасно, нельзя, дроны, беспокоящий огонь артиллерии, снайпера, все в наличии. Ночь и темнота дарят обманчивую иллюзию безопасности и спокойствия.
МТЛБ без огней, темным сгустком притормаживает у посеченных осколками кустов, с брони почти на ходу спрыгивают двое и тут же растворяются, словно провалившись под землю. Машина, взрыкивая, уходит. Эти двое - операторы дронов. Они будут сидеть почти на ничейной земле несколько суток, пока не кончится привезенный запас БК. Они будут работать под носом противника, рискуя собой под огнем, им чуть больше 20 лет.
На востоке алой полосой загорается восход. Бойцы, тревожно глядя на небо, надевают ставшие такими тяжёлыми шлемы и спускаются в траншеи.
А в это же время, в десятках километров от передовой, плотно позавтракав, одетый в свежую выстиранную форму прапорщик останавливает на блок посту дышащий на ладан КамАЗ с "передка", упиваясь своей властью, делает мозг водиле с красными от недосыпа глазами за то, что у него не горит лампочка в габаритах.
Подвал разрушенного здания. Верхние два этажа "химарь" сложил до состояния бетонной каши. Перекрытия первого выдержали. На первом этаже режут и шьют. К подъезду, взвизгивая и скрипя тормозами, каждые несколько минут подлетают буханки, пикапы и простые жигули и нивы. Никаких красных крестов и полос. Лишь у некоторых на лобовых стеклах на простом листе А4 символ 300. Из этих "средств" эвакуации потоком несут боль и кровь. Тяжёлых после операции спускают в подвал ждать эвакуации. Врачи и медсестры после нескольких часов работы от усталости валятся с ног. Внизу в подвале, в единственном более-менее защищённом месте лежат трясущиеся от боли, отходняка, холода люди, укрытые термоодеялами. Между ними мечется заплаканная медсестра. Слезы капают на лица и раны. А потом после смены я глажу ее по голове, а она рыдает мне в плечо, потому что ей больно. Больно за всех за них. Больно ее маленькому 20-летнему сердцу и большой взрослой душе. А я глажу ее по голове и скриплю от злости и бессилия зубами, потому что вижу перед собой пьяного офицера медицинской службы, который дал команду будить его, только если привезут раненого в чине не ниже майора.
Я знаю командира части, который за свои боевые ремонтирует боевые машины, покупая запчасти, и я видел тех, кто продает на рынках гуманитарную помощь, которую привозят волонтеры. Я видел, как вусмерть пьяный "воин света" в стопятисотом эшелоне требовал, чтоб ему привезли форму качества получше и продуктов. В то время, когда его же товарищи на передовой под огнем грызли сухой "Доширак". Я видел парней, которые не долечившись, не догуляв отпуска, возвращались в подразделения. И видел тех, кто месяцами продлевал лечение пустяковой болезни. Видел тех, кто, сбежав с фронта, прятался у жены под юбкой, но это не мешало им получать боевые от государства, и видел людей негодных по состоянию здоровья, обивающих пороги военкоматов с просьбой отправить на фронт. Много что я видел за эти полтора года.
Сейчас я понимаю, что раньше я и мои товарищи идеализировали ту далёкую Великую Отечественную войну. Мы видели ее героизм и ярость, но не видели грязь и человеческие пороки.
Нам посчастливилось общаться с лучшими из выживших. С людьми, которые посвятили всю свою жизнь служению Родине и ее народу, и они не хотели своими воспоминаниями пятнать память погибших и саму Победу. Но ведь и тогда, и сейчас люди на войне были Разные. И война, ее убийственная грязная сущность обнажает в человеке все скрытое.
В матером уголовнике - смелость, бесшабашную удаль и солдатскую честь, за которую нестрашно и жизнь отдать. А в успешном с виду офицере - трусость и подлость. В ком-то война открывает желание отдать для победы последнее, чтобы сберечь хоть одну жизнь, а в ком-то жажду наживы на смертях своих соотечественников. Мы и тут, и там за лентой - Разные. Просто тогда, да почти 80 лет назад, разные хорошие победили, и их было больше. И сейчас мы Разные хорошие обязаны победить! Мы должны Победить чужих и своих Разных плохих, иначе нас не станет. Ведь лишь только победив плохих чужих, мы сможем спросить со своих плохих.
