Каждый раз в Хатыни я вспоминаю выступления: "они
такие же солдаты", "столько лет прошло, что уж плохое
вспоминать", "это не немцы, это полицаи", "пора простить и
забыть". Мне очень бы хотелось, чтобы все эти компьютерные
"всепростители" сказали это здесь, при скоплении родственников тех,
кто сгорел в этих домах заживо. Дети, почти одни дети. Я бы хотел, чтобы тут
были такие популярные у молодежи очки виртуальной реальности. Так как многим не
хватает нынче воображения. И чтобы там они, погрузившись, увидели. Как
наступает простое мартовское утро, как поют птицы и всходит солнце, и начинают
то тут, то там скрипеть ставни и калитки. Как из труб чистых опрятных
деревенских домов медленно начинает подниматься дым. Как по деревне плывет
запах свежего хлеба. Раздаются детские голоса и смех. Деревня просыпается и
оживает тысячами мирных, домашних звуков уютного тихого быта.
Эти звуки не может убить война. Но война врывается
грохотом моторов грузовиков и бронемашин. Кислым синтетическим запахом
сгоревшего топлива убивает запах хлеба. Вползает, расталкивая тишину, пьяным
хохотом десятков глоток и заполошной, бестолковой стрельбой. Воздух рвет от
истошного крика распятой под солдатами на глазах детей матери. Крик
подхватывает визг застреленной солдатом собаки. Этот визг, захлебываясь в
голубом небе, рушится на землю стоном заколотого немецким штыком старика. Кто
направил это штык? Эстонец, украинец, латыш или поляк? Мне плевать! Они звери!
А все звериное разбудил в них немец, дав в руки этот штык! Немец привел с собой
орду зверей, набрал зверей здесь и дал им право насиловать, убивать и жечь.
Деревня корчится и стонет. Стон превращается в вой!
Я хочу, чтобы "простившие и забывшие" своими
толерантными носами почувствовали запах горящей человеческой плоти, запах
перегара, чеснока и дешевого табака из глоток карателей, ржущих у горящего
сарая. Чтобы уши навсегда заложило от воя детей, превращающихся в головешки.
Чтобы глаза покраснели от черного жирного дыма. А потом навечно трафаретом в
мозгу "Юзик 2 года, Рэня 7 лет". Тут, в сгоревшей хате, встаньте и
скажите: " Юзик, Рэня, пора простить наших Европейских партнеров. Вас нет
уже давно, а у нас коммерческие интересы". Скажите и будьте прокляты!
Почему мы молчим у сгоревшей 77 лет назад хаты? Почему
мы, не закрывая глаз, чувствуем дым от пепелищ? Почему в тишине слышим
нечеловеческий вой? Почему даже думать не хотим, чтоб простить? Потому что
"забыть", "простить" и "предать" тут звучит
одинаково. Потому что мне страшно забывать!
Почему здесь пусто? Одна-две машины и редкие туристы.
Почему? Почему здесь нет толп европейских туристов, как у Эйфелевой башни в
Париже или у Колизея в Риме? Почему раз в сто лет они прут сюда миллионными
толпами жечь и убивать, а извиниться, поклониться убитым их предками приезжают
единицы? Потому что им проще забыть! Проще заставить забыть, чтоб потом можно
было собрать новые миллионы убийц и насильников. А отсутствие здесь наших детей
поможет им набрать армию предателей, потому что не будет в их головах и душах
«Рэни 7 лет», «Степы 4 года» и других.
Сейчас в моде реклама с клиповым мышлением. Так вот: солнце, голубое небо, запах свежего хлеба, детский смех, рев моторов, крик, стон, вой сгорающих людей, запах горящего человеческого мяса и крови, хохот палачей, грохот пулеметов, черный дым закрывший небо и солнце, вечная тишина, звон погребальных колоколов и безлюдие по всей Земле. Вот что значит простить!